Брат. Новелла - Порно рассказ

Наступил тот день, когда мой старший брат Дмитрий должен был переехать в Петербург в связи со сменой места работы на несколько лет. Для меня этот день стал просто худшим в жизни, потому что я теряла не только лучшего друга, но и человека, к которому питала гораздо более пылкие чувства, чем должна была по кровному родству. Дело в том, что уже долгие годы я испытывала к нему непроходящую и ничем неутолимую тайную страсть, которой боялась и стыдилась. Мне некому было довериться, не с кем было посоветоваться, негде было искать поддержки, и единственное, что помогало мне совладать со своими душевными страданиями, был мой дневник, который я вела в величайшей тайне от всей семьи. Брат занял все мои помыслы, все мои грезы, отнимал все физические и моральные силы, направленные на то, чтобы я ненароком не выдала себя. Только Бог ведает, как трудно мне это порой давалось.

В наш дом приходили его девушки, которые часто не стеснялись выставлять напоказ пылающие в них страсти. Тогда я с величайшим трудом удерживала себя от того, чтобы на месте не выцарапать им глаза или не зайтись отчаянным плачем, убежав в свою комнату посреди вечеринки или семейного обеда. Собственно, пару раз я чуть было не выдала себя, когда у Мити начали складываться особенно близкие и стабильные отношения с его очередной девушкой Наташей. Я случайно услышала, как они обсуждали, на какой день назначить их свадьбу, и у меня случилась истерика после которой я даже по-настоящему заболела на нервной почве. Тогда Митя провел у моей постели дольше всех. Я соврала ему и всем остальным, что безответно влюбилась, и от этого чуть ли не с собой готова покончить. Собственно, это было правдой, поэтому играть было не сложно. Он веселил меня, читал мне как маленькой, играл мне на гитаре и пел, мы вместе смотрели кино и еще он обнимал меня, невинно целовал в губы, щеки и руки, валялся со мной на постели, дурачился и болтал без умолку. О, это были счастливейшие дни в моей жизни, если не считать того невероятного напряжения, которое я вынуждена была подавлять в себе, чтобы моя страшная тайна никому не стала известна. Впрочем, после этого он свел на нет свои отношения с Наташей, объяснив это тем, что не испытывал к ней те чувства, которые необходимы для счастливого брака.

Мой брат астрофизик по образованию, кандидат наук, между прочим, но работает, конечно, не по профессии. Еще не окончив университет, он занялся бизнесом, и благодаря небывалой эрудиции, высокому интеллекту и какому-то мистическому бизнес-чутью в очень короткие сроки сколотил себе совсем неплохое состояние. Переезжал он как раз потому, что его бизнес требовал расширения. Думаю, немалую роль в его успехе сыграла и незаурядно привлекательная внешность. Он был высок, спортивен, выхолен с головы до пят, разодет по последнему писку моды и вдобавок обаятелен до умопомрачения! Не знаю, когда он все успевал — работа, учеба, спорт, музыка, книги, друзья, девушки, вечеринки, семья. Наверное, он был из тех людей, которые в совершенстве владели способностью идеально планировать свое время. К моему счастью, очень большую часть своего свободного от серьезных дел времени он проводил и со мной. Я постоянно была в его компании, а он в моей. И говорить, наверное, не надо, что все мои подружки были без ума от него и из кожи вон лезли, чтобы хоть чуть-чуть привлечь его внимание. Т

олько вряд ли мои 18-летние сверстницы-дурочки могли заинтересовать такого, как Митя. Надо сказать, он был очень разборчив, и все его девушки были красивы, образованы, хорошо воспитаны и порядочны. Кроме того, ему всегда нравились девушки его возрастной группы, т. е. лет 23—27. Самому ему сейчас было 27. С первого взгляда он сам казался очень правильным и надежным молодым человеком, но после того, как он хитро отделался от нескольких весьма положительных во всех отношениях девушек из великолепных семей, я поняла, что не совсем он тот, за кого себя выдает. Что его по-настоящему интересовало, так это учеба и бизнес, а вот девушки… девушки всегда шли потом и занимали далеко не главное место в его сердце. Иной раз мне даже казалось, что он упивался своей властью над ними и в душе посмеивался над их слабостями и их глубокими чувствами к нему. В общем, чрезмерное дамское внимание явно подпортило его нравственные качества.

Ко мне он, конечно, относился по-особенному, нежно и трепетно, иронично-критически и покровительственно-заботливо, в общем-то так, как и должен любящий брат относиться к младшей сестре. С одной стороны, это льстило, с другой, доводило до отчаяния, потому что его братской любви мне было совершенно не достаточно, и с каждым годом это неутоленное желание только росло. С ужасом я ловила себя на мысли, что краснею и в то же время не могу отвести глаз, когда вижу его натренированный голый торс в капельках воды после душа и затянутые в полотенце узкие бедра. Делая вид, что читаю книгу, смотрю телевизор или просто думаю о своем, якобы глядя в пустоту, я тайком любовалась каждым движением его красивых мускулистых плеч, блеском загара и черных непокорных локонов, ироничными усмешками его соблазнительных губ и циничным прищуром его холодных глаз, как любуются подростки своими недоступными звездными кумирами — любимыми певцами и актерами, такими идеальными и такими недостижимыми.

Когда все это началось я уже и не помню, потому что не всегда вела дневник. Все же многие девочки восхищаются своими братьями в детстве, особенно, когда их ставят в пример родители как образец мужского характера. Родители обожали Митю, так что не удивительно, что обожание передалось и мне. Вот только когда я вдруг перешла ту грань, которая разделяет простое восхищение сестры от страстного обожания девушки, мне точно не известно. Помню, что еще когда мне было лет n, я засматривалась на него, как на картинку из модного журнала, эталон стиля, мужественности, красоты, силы. Как-то, мучаясь долгой бессонной ночью от круживших голову фантазий, я вдруг придумала одну совершенно сумасшедшую вещь, которая могла бы запросто навсегда испортить мне жизнь, если бы Митя не был мне по-настоящему хорошим преданным другом. В то время в школе я очень нравилась одному парню, Артему, к которому оставалась совершенно равнодушной, хотя по нему сохли девчонки всех 7ых классов. Этот Артем был душой компании и прекрасно умел пользоваться своей популярностью у девчонок (неиссякаемый фонтан его обаяния даже учительниц не оставлял равнодушными, что чрезвычайно положительно отражалось на его успеваемости). Так вот он часто устраивал вечеринки у себя дома, где он уже который раз безрезультатно пытался уломать меня на поцелуй. Не знаю, на что он там рассчитывал, но шансов со мной у него не было никаких, ведь я, совершенно очевидно, всегда предпочитала мужчин постарше, а если быть точнее, то всего одного мужчину — брата. Так вот в связи с этими бесконечными, порядком поднадоевшими мне детскими домогательствами на вечеринках, мне в голову вдруг пришел совершенно безумный план, который я после нескольких бессонных ночей все же решилась воплотить.

Ну, во-первых, я не забыла привести себя в полное соответствие с образом нимфетки, нацепив коротенькие тугие джинсовые шортики с чрезвычайно заниженной талией и с соблазнительными мелкими дырочками, разбросанными то тут, то там, дерзкие яркие полосатые чулки чуть выше колена и короткую завязанную под грудью рубашку на голое тело, оставляющую наблюдателю возможность полюбоваться всеми прелестями юной тонкой женственной фигуры — тоненькой талией, плоским животиком и мягкими округлыми бедрами. Во-вторых, я выпила для храбрости глоток коньяка из папиного раритетного арсенала, который, наверное, относят к разряду тех, что считают выгодным вложением капитала. Вообще-то я была из правильных домашних девочек, совершенно не привычных к алкоголю, так что глоток коньяка возымел свое действие немедленно, и я почувствовала себя несколько более разгоряченной и решительной, чем обычно. По крайней мере я не раз слышала, что это помогает. В таком виде и состоянии я постучала в комнату брата и робко зашла, замерев за его спиной. Он сидел за своим ноутом и резался в какую-то онлайновую игрушку. На нем был короткий банный халат, и с мокрых волос на шею стекала вода. Вообще-то это было слишком для того, что я задумала, но отступать было некуда (по крайней мере так мне искренне казалось под легким приятным воздействием папиного раритетного коньяка). Я обошла его справа и уселась на подлокотник дивана в зоне его видимости. Он мельком бросил на меня взгляд, но тут же снова уставился в монитор, так что я даже не поняла, произвел ли на него мой вид хоть какое-то впечатление.

— Что? — спросил он, не глядя в мою сторону.

— Я хотела поговорить вообще-то… , — робко начала я, нервно кусая губы.

— Ну давай, — он активно стучал по клавишам.

— Ты не мог бы поставить на паузу, — сорвалось у меня, и я тут же об этом пожалела, ведь гораздо проще было бы говорить, если бы он на меня не смотрел, но теперь уже было поздно. Митя слегка раздраженно стукнул по клавише и повернулся, на этот раз оглядывая меня с нескрываемым любопытством. Я покраснела до ушей, нервно подскочила с места и зашагала по комнате.

— Ну и? — в его голосе слышалось нетерпение.

— Дело в том… дело в том, что мне нужен твой совет.

— Ого! Какое доверие! — хмыкнул он, впрочем, не очень впечатленный, медленно встал, и, скрестив на груди руки, присел на край стола, внимательно наблюдая за мной. Его настрой несколько охладил мой пыл. Собственно, чего я ожидала?

— В общем, мне нравится в классе один парень… , — я замялась, отвернувшись к окну, — Я ему тоже нравлюсь, и на ближайшей вечеринке он собирается меня поцеловать.

Я повернулась к Мите, украдкой стараясь рассмотреть его реакцию. Он приподнял брови и, кажется, едва сдерживал усмешку.

— Какие нешуточные страсти нынче у деток в седьмом классе! — снова иронично заметил он.

Я сконфуженно замолчала.

— Ну и в чем мое участие? Кажется, у тебя все хорошо.

— Не совсем… Дело в том, что… , — я собралась с духом, — Дело в том, что я не умею целоваться.

Последовала напряженная пауза, которая, собственно, показалась напряженной только мне, потому что Митя стоял в каком-то скучающем раздумье, слегка вытянув губы.

— И чем же тут я могу помочь? — совершенно спокойно, явно без всякой задней мысли спросил он.

До сих пор поражаюсь, как мне тогда хватило смелости и, главное, глупости, произнести все-таки то, что было запланировано заранее.

— Я думала, что ты… , — у меня пересохло во рту, — что ты мог бы научить меня.

Он не отвечал очень долго, наверное, вечность, хотя скорее всего вечностью мне показалась всего пара секунд. Я не решалась даже посмотреть на него, но каково же было мое состояние, когда я поняла, что он медленно приближается ко мне. Сердце готово было выпрыгнуть у меня из груди и я бы не удивилась, если бы на моем лице проступили ожоги от стыда, который беспощадно жег меня изнутри. Я стояла, потупив взгляд, крепко прижавшись спиной к подоконнику и уцепившись за его край руками, чтобы не упасть от предательской слабости в ногах. Митя подошел, немного постоял напротив, потом нежно тронул распущенные длинные волосы, погладил по щеке и приподнял мое лицо за подбородок. Я решилась поднять глаза, но встретившись с пронзительным взглядом его серых глаз, тут же глупо захлопала ресницами.

— Ты искренне считаешь, что мальчикам в седьмом классе нравятся опытные девочки? — серьезно поинтересовался он, ставя меня в тупик своим слишком уж очевидным вопросом. Почему я заранее не продумала, что на такое нужно отвечать?!

— Ну, все мои подружки уже целовались 100 раз, а я нет… И я боюсь, что он догадается… Вдруг ему не понравится и он наболтает про меня всем… Ну, что я ничего не умею…

Я упорно смотрела вниз, а он все держал мое пылающее лицо за подбородок, словно раздумывал, хочет ли целовать мои губы или нет (по крайней мере мои мысли были только об этом). Это было просто невыносимо.

— Иди-ка сюда, — он вдруг отпустил мое лицо и тихонько потянул меня за руку к шкафу с зеркальными дверцами. Мы оба остановились прямо напротив них. Он стоял позади, — Посмотри хорошенько.

Я непонимающе подняла глаза на его отражение.

— Да не на меня, на себя, дурочка, — улыбнулся он, положив одну руку мне на плечо, а другой снова нежно поправляя мои волосы. Я неуверенно перевела взгляд на себя, — Думаешь, какому-то тринадцатилетнему козлу не понравится целоваться с такой как ты?

— Я не знаю, — прошептала я, глядя на свои пылающие пухлые губки, ясные ярко-зеленые глаза под лихим изгибом густых длинных ресниц, изящную шейку, на которой в ямочке посередине нервно вздрагивал пульс, на часто вздымающуюся грудь, уже принимавшую весьма округлые, но при этом упруго крепкие формы. Краем глаза я заметила насмешливые и пронзительные глаза Мити и судорожно опустила ресницы.

Он отпустил меня, безмятежно потянулся, подошел к своему столу с ноутом и вальяжно развалился в кресле, уже не глядя на меня.

— Слушай, Марин. Ты не притворяйся наивной святошей, потому что ты прекрасно знаешь себе цену. Твой приятель будет в восторге от твоих поцелуев, так что на твоем месте я бы скорее парился о том, как не позволить ему слишком многого, — его пальцы снова застучали по клавиатуре, хотя он уже не играл, а, кажется, занялся чем-то по учебе.

— Но как же… как же я буду его целовать, — ухватилась я за соломинку, в душе понося себя самыми страшными словами за такую откровенную тупость.

— Пусть лучше он парится, как произвести впечатление на тебя своими поцелуями. Слушай! — он резко обернулся, и я заметила, что халат у него распахнулся, обнажая мощную натренированную и загорелую грудь, — Ты просто пришла не по адресу. Я твой брат, а не сутенер, и не все братья, кстати, так терпимы в отношении целомудрия своих сестер.

Я хотела было еще что-то возразить, но он не дал сказать.

— Давай иди уже. Мне надо тут кое-что подготовить. И, если у вас все будет хорошо с тем парнем, уволь меня от подробностей, ладно? И не одевайся так на вечеринку. Это вульгарно.

Черт возьми! Я была сломлена! Да что там говорить — просто раздавлена! На что я надеялась тогда, глупая наивная девчонка с глупыми наивными детскими (Боже, какими детскими!) фантазиями! Сейчас мне кажется, что это случилось нереально давно, хотя я до сих пор помню каждый удар своего сердца, каждый вздох, каждое его слово, интонацию и, конечно, каждое его прикосновение. Это был мой полный провал, после которого я стала скрывать свои аномальные пристрастия еще тщательнее, только усложнив себе жизнь.

Прошло несколько лет, и мне уже исполнилось 16, когда я снова решилась на опасный шаг, хотя вышло все совершенно случайно. В тот раз мне показалось, что я навсегда перешла черту и назад дороги уже не будет. Мы с Митей ночевали дома одни, потому что родители на пару дней уехали в гости к друзьям. И вот бессонной ночью, в которую я прослушала столько любимых баллад, что уши ломило от наушников, я отправилась в кабинет отца за какой-нибудь книжкой, чтобы скоротать с ней остаток ночи. В кабинете на диване я вдруг обнаружила спящего брата. Он невинно спал, свесив вниз одну руку и закинув другую под голову. На нем из одежды были только джинсы, расстегнутые на поясе, видимо, чтобы не давила застежка, на шее — толстая золотая цепочка, которая красиво мерцала в приглушенном свете торшера на фоне его оливковой кожи. Не знаю, как долго я простояла там, любуясь красотой его лица и полуобнаженной фигуры, но в итоге, завороженная его магической притягательностью, я подошла и тронула непослушный черный локон на его лбу. Локон никак не хотел слушаться и откидываться со лба. Оставив это бесполезное занятие, мои дрожащие от волнения пальцы скользнули по его щеке вниз и тронули его горячие чувственные губы, которые так часто и так чертовски бесстрастно меня целовали каждый день. Он не просыпался, продолжая ровно дышать.

Его грудь мерно вздымалась, веки и ресницы были спокойны, все тело расслаблено. Я опустилась рядом на колени и приблизила свое лицо к его, почти касаясь его губ своими губами. Моя рука скользнула вниз по волевому подбородку, шее, мощному плечу. Я тронула изящную цветную татуировку в форме дракона на его рельефно накачанном плече, потом коснулась мускулистой груди, наклонилась и, на секунду затаив дыхание, прислушиваясь к его мерному сну, лизнула его темно-коричневый немного шершавый сосок. Его грудная мышца рефлекторно сократилась, но он продолжал невинно спать. Боже, что я делаю! Играю с огнем! Я прекрасно понимала сейчас, что я сумасшедшая 16летняя озабоченная дурочка, которая ласкает в темноте своего спящего старшего брата, рискуя в любой момент быть пойманной с поличным! Но я ничего не могла с собой поделать. Его кожа была такой гладкой и нежной, такой холеной и соблазнительной! Я хотела прижаться к нему всем телом, прильнуть к его страстным губам, которые так жадно целовали десятки губ совершенно чужих девушек! Я сотни раз видела, как он нахально, уверенно, без тени сомнения соблазнял их и доводил до исступления своими ласками у нас дома, на вечеринках, в клубах, у подъездов их домов, да где угодно! Везде, где желал! Безусловно, он знал меру, и самые страстные сцены разыгрывались не на моих глазах. Даже мой слух бережно оберегался, и ни разу, включая те дни, когда родителей не было дома, я не слышала, чтобы из его комнаты доносились непристойные обличающие стоны или скрипы. В худшем случае это были звонкие хихиканья девчонок. В общем, в этом смысле он был хорошо воспитан и сдержан, да и девушек подбирал соответствующего контингента. В конце концов, у него была своя квартира в центре, где он мог творить, что хотел, а родительский дом он уважал.

Совсем недавно он доделал новую татуировку на животе. Это тоже был дракон, такой же как на руке, но изогнувшийся в другой позе. Его морда начиналась пониже пупка сантиметров на 10 и ближе к левому бедру, а извивающееся тело и хвост уходили вниз, к паху, скрываясь за поясом брюк и белья. Я нежно тронула этого дракона и повела по нему пальцем вниз, нервно дрожа всем телом, кусая и беспрестанно облизывая губы от волнения. Как раз в тот момент, когда мои пальцы слегка сдвигали вниз пояс его брюк, рука Мити, которая секунду назад безвольно свисала с дивана, вдруг метнулась и железной хваткой впилась в мое запястье. Я вскрикнула и чуть не подпрыгнула от неожиданности, а Митя медленно приподнялся над подушкой. У него было лицо человека, который реально только что проснулся и толком не может понять, что происходит, но мои ощущения могли быть обманчивы. Все-таки мое положение было слишком компрометирующим. Я стояла перед диваном на коленях, склонившись над его животом и практически снимая с него брюки! К тому же я понятия не имела, когда он проснулся, ведь он мог притворяться спящим!

Мои щеки и губы пылали, я судорожно хватала воздух ртом, как рыбка, выброшенная на берег. Все-таки что-то было такое непредсказуемое в этот момент в его лице, что дало мне основание думать, будто он смотрит на меня сейчас не как на сестру, но как на красивую девушку, к тому же застигнутую в весьма неловкой ситуации и потому находящуюся в его власти. Такое положение дел он любил, насколько я могла об этом судить со своей скромной позиции младшей сестры. Было ощущение, что глядя прямо мне в лицо, в мои расширившиеся от ужаса зеленые глаза, он ищет в них ответы на весьма компрометирующие меня вопросы. В то же время эта близость его губ, эта притягательная нагота его теплого, расслабленного ото сна тела, мутила мой разум, давая повод верить в нереальное. В голове у меня крутились безумные мысли о том, что в следующую секунду он мог как впиться в мои губы страстным поцелуем, так и оттолкнуть меня с отвращением и полным недоумением.

Я была напряжена до предела, сердце готово было выпрыгнуть из груди, длинные черные волосы разметались по плечам, лезли в глаза и мучительно щекотали щеки, но я не могла их поправить, окаменев, обезумев от страха и страсти. Что же я наделала! Что же теперь будет! Его сверкающие холодным стальным блеском серые глаза, такие выразительно светлые в контрасте черных бровей, густых ресниц и лоснящихся восхитительным блеском волос, были совершенно непроницаемы. Прошли мучительнейшие несколько секунд, прежде чем он ласково улыбнулся, словно сообразив, кто перед ним, и стараясь отмести в глубины подсознания ощущения из недавнего то ли сомнительного сна, то ли явного бреда наяву. Судя по его доброжелательной улыбке, он больше склонялся к версии, что это был сон и что ему именно из-за сна померещилось что-то странное и противоестественное.

— Ты что тут делаешь? — спросил он рассеянно, уже отпустив мою руку и откидываясь назад на подушку.

— Да я… , — залепетала я предательски срывающимся голосом, — Я просто хотела посмотреть твою новую татуировку.

В общем я тогда решила идти ва-банк, понимая, что, если начну отпираться, мое положение будет смотреться гораздо непригляднее.

— Извини, что разбудила…

— Господи, Маринка, в другое время что ли нельзя было посмотреть…

Убедившись в том, что он ничего страшного не подозревает, я обнаглела и со всей уверенностью стала косить под дурочку.

— Ну, знаешь… у тебя на таком месте эта татуировка… Я как-то не решилась, — хихикнула я невинно.

— Какая скромница! Который час вообще? — он потянулся, красиво заиграв всеми своими мышцами и сладко зевнул.

— Кажется, три. Мне не спалось. Вообще-то я за книжкой пришла, а тут смотрю — ты лежишь. Вот я и решила посмотреть.

Он усмехнулся, блеснув белоснежными зубами, небрежно приспустил брюки и показал дракона, хвост которого уходил еще ниже в недоступную моему взору зону паха.

— Довольна? Надеюсь, хвост демонстрировать не обязательно? — снова усмехнулся он.

— О, нет! Избавь от такого счастья! — нервно хихикнула я, с деланным безразличием разглядывая роскошную картинку на упругом смуглом животе, — Классный! Я тоже хочу татуировку!

— Где? На заднице?

— Почему бы и нет…

В ту ночь все закончилось для меня хорошо, но, тем не менее, уже после того, как мы попили вдвоем чай на кухне, а я подобрала себе книгу по рекомендации Мити, я вернулась к себе в комнату в очень расстроенных чувствах, с полным ощущением какого-то необратимого провала. Что-то такое было в выражении его лица, чего я никогда не видела раньше. Он смотрел на меня как-то по-особенному. Я долго с волнением рассматривала себя в зеркало, ища то ли аргументы «за», то ли «против», но все равно мысли все снова и снова возвращались в одно и то же русло: нет никаких «за» и «против», я его сестра, и у моих грез нет будущего, как бы красива я ни была. Но вообще-то я была очень красива, бесспорно. Белокожая, зеленоглазая, черноволосая, с локонами до пояса, с мягкими женственными очертаниями фигуры, тонкими длинными чувственными пальцами, я походила, наверное, на речную нимфу, сошедшую с классических иллюстраций конца 19-го века к мифам древней Греции. Может, не стоило мне, как порядочной сестре, щеголять перед ним в такой короткой шелковой сорочке с полупрозрачным кружевным лифом? Кажется, он рассматривал меня более пристально, чем обычно, сонно подперев рукой подбородок и делая вид, что со скуки изучает коллекцию маминого фарфора в серванте, пока я заваривала чай. Господи, проблема в том, что я слишком много думаю о нем, поэтому уже не в состоянии адекватно оценивать обстановку! Кажется, это все становится опасным…

Впрочем, на следующее утро моя подозрительность полностью улетучилось. Утром вернулись родители, мы вместе позавтракали в час дня, т. к. оба заспались, а потом он ушел и не заходил к нам несколько дней (видимо, торчал у себя на квартире или у девушки). В общем, все пошло как прежде.

Но вернемся к тому времени, два года спустя, когда Митя должен был надолго уехать. Я в тот день находилась в полном смятении и отчаянии, хотя давно готовила себя к этому событию. Митя с утра пришел к нам, но все утро был занят телефонными разговорами — то с девушкой своей объяснялся, которая его, конечно же, не хотела отпускать, то по работе о чем-то ругался с подчиненными. Претензии девушки, конечно, были обоснованными. Они были вместе уже года полтора, все было хорошо, и она вполне имела право претендовать на развитие и узаконивание отношений (все официальные церемонии типа знакомства и одобрения родителей с обеих сторон, а также формальной помолвки были пройдены), но Митя как всегда дал неожиданный задний ход. Насколько я поняла из их разборок, он совсем недавно поставил ее перед фактом своего отъезда и фактически полностью разрывал отношения, давая какие-то смутные сомнительные объяснения.

Катя, конечно, была в полном отчаянии и гневе, и если бы я сама не сходила с ума по своему брату, я, безусловно, заняла бы ее сторону и назвала бы его полной скотиной, но проблема была в том, что меня постоянно мучила ревность. И эта ревность только усиливалась, когда он начинал подтрунивать надо мной на тему моих поклонников, которых, кстати говоря, было совсем не мало. Понятное дело, что меня никто, кроме брата, не интересовал, но вот он, похоже, был готов сплавить меня первому встречному, и это доводило меня до бешенства и исступленного чувства безнадежности. Самое интересное, что Митю расставание с Катей, казалось, совершенно не трогало. Словно она была какой-нибудь сломавшейся и теперь ненужной ему вещью! Ее сцены его только раздражали, и, хотя он был очень терпелив с ней и ни разу ей не нагрубил в ответ на ее многочисленные (вполне заслуженные) выпады в его адрес, все же в итоге стал цинично сбрасывать ее звонки, а потом отключил звук у телефона, бросил его в ящик стола и ушел болтать с мамой на кухню.

Я сидела у себя в комнате, стараясь изо всех сил учить английский и не заплакать, когда он постучал и зашел ко мне. Я обернулась к нему и с грустным видом наблюдала, как он по-хозяйски расхаживает по моей комнате, перебирая статуэтки на моем трюмо.

— Ты — циничный эгоистичный расчетливый и хитрый подлец! Вот ты кто! — наконец выпалила я, все же не в силах сдержать свою обиду на него за Катю и заодно за себя.

— Ох, еще одна, — невесело усмехнулся он и продолжил свою экскурсию по моей комнате.

— А что ты рассчитывал услышать?

Он молчал. Потом прошел к окну и удобно уселся на диван, подперев рукой щеку и выжидающе глядя на меня.

— Ну, иди сюда! Надо поговорить.

Я нехотя встала и села на диван рядом с ним, даже не представляя, что я могу сейчас от него услышать. Он долгое время молчал, и это уже начало меня напрягать, но тут он вдруг спросил.

— Слушай, а почему у тебя нет парня?

— Боже мой! Ты долго думал, что спросить?

— Нет, правда… Ты… , — он немного замялся, — Ты очень красивая, эффектная, хорошо обеспеченная девушка, многим нравишься. Почему ты одна?

— Может быть, потому, что еще не встретила свою любовь? — немного взволнованно, но все же дерзко произнесла я, испытывая неловкость из-за обсуждения подобной темы, да еще наедине, но потом вдруг спохватилась и снова перешла в наступление, — Или, может, мне старший брат подает плохой пример? Почему ты так поступаешь с приличными девушками? Неужели для развлечения нельзя находить кого-нибудь попроще?

— Марин, — вдруг посерьезнел он, развернувшись ко мне всем телом и глядя прямо мне в лицо, — Ты будешь по мне скучать?

Я готова была поклясться, что в этот миг в его глазах пронесся, сверкая огненным хвостом, демон, поэтому вопрос на какое-то время загнал меня в ступор. Во-первых, я уже скучала по нему, и вполне имела право на эти чувства как сестра. Во-вторых, этот вопрос звучал странно из его уст, если только это не была какая-то невинная шутка. Меня очень напрягла серьезность его тона в сочетании со спрятавшейся в уголке губ насмешкой и горящим взглядом.

— Конечно, — растерянно пробормотала я, чувствуя неладное.

— Иди ко мне! — он протянул руку, чтобы обнять меня, и я в крайней степени смущения придвинулась к нему и неловко обхватила его за шею. Его руки сомкнулись у меня на талии, — Я буду по тебе скучать, сестренка.

— Я по тебе тоже… , — с усилием вымолвила я, не решившись фальшиво приставить в конце слово «братишка».

Наконец мне показалось, что объятие затянулось, и я попыталась высвободиться, но Митя не пускал. Я почувствовала, как лицо и уши горячо запылали, причем не столько от ощущения близости с ним, к которой я была в общем-то привычна, сколько от ощущения, что что-то идет не так.

— Ты чего?

— Ничего, — его голос был совершенно спокойным, лицо тоже. Он просто сжимал меня за талию, крепко притянув к себе, хотя я давно уже упиралась ладонями в его грудь, чтобы высвободиться. Слишком активно сопротивляться я тоже не могла, ведь это тоже могло выглядеть довольно-таки компрометирующе. Пока я мучительно краснела прямо у него на глазах, безрезультатно стараясь подавить судорожное частое дыхание, комок в горле и гулкие удары сердца, смущенно отводя взгляд и вообще всячески уворачиваясь от его глаз, он, тем временем, изучал меня, как пойманную в ловушку мышку, беспристрастно и холодно.

— Знаешь, — произнес он вдруг стальным голосом, в котором слышалась та примесь упрека и гнева, которую я всегда боялась в нем распознать, — Вообще-то я от тебя такого не ожидал.

Мое сердце упало. Меня охватила совершеннейшая паника. Все тело предательски похолодело и в миг ослабло.

— Чего именно? — я старалась быть как можно непринужденнее, но поперек горла стоял ком, от которого я задыхалась и вынуждена была сглотнуть и судорожно схватить воздух ртом.

— Я читал твой дневник, — произнес он наконец мой приговор.

Боже, сотни раз я с ужасом представляла себе подобную сцену, но я и понятия не имела, что это будет настолько ужасно, как сейчас. В голове вдруг мигом пронеслись все эти позорные порно-фантазии о нем, старательно записанные моей рукой, а еще мелькнула мысль: «Это он из-за меня уезжает!». Дрожа всем телом и почти теряя сознание от охватившей меня паники, я с мольбой решилась заглянуть в его глаза.

— Ты… Ты не мог! Ты не мог!

— Но я читал. От и до, — выговорил он четко и спокойно, глядя прямо мне в глаза и крепко сжимая меня прямо перед собой. Я почти не могла дышать. Во рту пересохло. Сопротивляться я уже не могла.

— Ты… Ты все не так понял! Это вообще не дневник! Я писала рассказ!

— Ты за идиота меня держишь?

— Митя, вовсе нет! Вовсе нет! Я правду говорю!

Он усмехнулся, а потом вдруг рассмеялся мне в лицо.

— А ты, оказывается, очень хорошо умеешь врать, малышка. Совсем как взрослая, опытная интриганка. Стоишь до последнего! Только тебе отступать уже некуда. Теперь до меня дошло, что это было той ночью в кабинете. А я-то, дурак, думал, что нафантазировал черт те что! Винил себя в грязных мыслях… Оказывается, это ты у нас не такая уж святая невинность..

Я еще пуще вспыхнула. Щеки и уши горели так, будто на них положили раскаленные угли, и это было просто невыносимо!

— Ты не имел права читать! — заплакала вдруг я, уже не в силах себя контролировать.

— Почему же это не имел? Если бы ты на меня не пялилась восторженными глазками как на леденец на палочке, если бы ты не лапала меня тогда в кабинете, если бы не ревновала меня ко всем моим девушкам, всегда вовремя устраивая истерики, на фиг бы мне не был нужен твой дневник! Но ты вызывала слишком много вопросов! И вот в один прекрасный день я просто сопоставил все факты и все понял.

— Митя, да ты все не так понял! — воскликнула я, вдруг с новой силой хватаясь за соломинку и снова безрезультатно пытаясь высвободиться, — Я… Дело в том что я просто влюблена в одного парня… Это я про него писала! Я просто представляла, как бы все было, если бы он был на твоем месте… Но это не о тебе, клянусь!

— Не обо мне? — язвительно и зло зашипел он, — Да ты совсем завралась с этими своими

историями любви! Ты хоть одного реального парня когда-нибудь приводила в дом? И вообще какого черта ты делала со мной в кабинете? Если хочешь знать, я не спал с того самого момента, как ты зашла! И я помню все, до последней детали!

Я похолодела, даже почувствовала, как волосы шевелятся у меня на голове от ужаса. Вдруг он оттолкнул меня на спинку дивана и навис надо мной, сильный и грозный, словно ангел смерти с печатью безжалостности на лице. Я застыла в напряжении, понятия не имея, что от него ожидать. Он окинул меня дерзким изучающим взглядом. Я буквально физически ощущала, как его взгляд обжег мои губы, шею, плечи, грудь. В нем не было и тени смущения. Только какой-то остервенелый голод и тихая злость. Его рука вдруг тронула мою шею, затем скользнула по щеке, и большой палец нежно погладил мои полураскрытые от удивления губы. Я сидела ошарашенная, упершись ладонями в сидение и вжавшись в спинку дивана, уже не в силах справиться с дыханием. Его взгляд скользнул на мою вздымающуюся грудь и рука передвинулась к краю декольте моего платья. Пальцы прошлись по тонкой оборочке, а стальные глаза холодно и безжалостно наблюдали за моей реакцией. Я боялась пошевелиться, но когда его ладонь вдруг накрыла и сжала мою грудь, я инстинктивно перехватила его руку за запястье.

— Что ты делаешь?!

— Заткнись, — злобно рявкнул он и грубо оттолкнул мою руку. Я почему-то послушалась, убрала руку и, опустив глаза, облизала пересохшие губы, пока он продолжил поглаживать мою грудь. Когда сквозь ткань проступил сосок, он стал теребить его, и я задохнулась от переполнившего меня наслаждения и стыда. Его лицо приблизилось к моему и его дыхание обожгло мне щеку, ухо, шею. Мне было щекотно, жарко, неловко и страшно. И еще мне хотелось, чтобы он меня наконец поцеловал. Словно прочтя мою мысль, он приблизил к моим губам свои губы и стал медленно, короткими скользящими движениями и очень нежно касаться ими моих губ. Это было томительно невыносимо, и я приподняла подбородок, потянувшись за более глубоким поцелуем. Его рука тут же метнулась к моей шее. Он сжал пальцы прямо у меня под подбородком, явно давая понять, что игра идет по его правилам, и мне не следует делать лишних движений.

Затем его рука скользнула по моей ноге под подол легкого трикотажного платья, и я почувствовала, как он стягивает с меня трусики.

— Митя… , — только и успела пролепетать я и дернулась, чтобы вырваться, но в этот момент его губы накрыли мой рот. Это было настолько невыносимо сладостно, что я просто не могла противостоять искушению. К тому же, Боже, это был мой первый настоящий поцелуй, не какой-нибудь там поцелуй вскользь на дискотеке или после сомнительного свидания у подъезда, а настоящий страстный мужской поцелуй. Его губы были горячими, влажными и бесстыдно настойчивыми. Его язык тут же проник в мой рот небольшими толчками, и по началу я чувствовала себя совершенно беспомощно и обескураженно, не понимая, что я должна делать и как себя вести, но Митя не давал мне времени подумать или сосредоточиться. Его рука спустила мои трусики до середины бедер и проскользнула между упругими пухлыми ляжками к промежности. Когда его пальцы нежно тронули мои губки, а потом проникли немного глубже и принялись мучительно медленно меня ласкать, я поняла, что уже давно вся влажная, и что Митя это тоже отметил, потому что он оторвался от моих губ и прохрипел, не прекращая меня ласкать:

— Значит, ты не обо мне писала, что у тебя трусики становятся мокрыми, когда ты смотришь на меня после душа?

Я только беспомощно застонала и невольно изогнулась навстречу его бесцеремонно учащающимся движениям. Он вдруг убрал руку из под моей юбки и, словно опомнившись, растерянно взглянул на свои влажные пальцы.

— Боже, это безумие, — пробормотал он и отвел глаза, стараясь совладать с собой, — Ты так себе это представляла? Что я буду вести себя с тобой, как с любой другой девушкой и в этом не будет ничего страшного? — громко и жестко произнес он с упреком.

Я в ужасе приложила трепещущие пальцы к его рту, чтобы он говорил потише, потому что нас могла услышать мама, которая готовила на кухне обед. Конечно, она скорее всего ничего не слышала, т. к. кухня была этажом ниже, у нее работал телевизор и, конечно, она скорее всего сюда не зайдет, но все же… Если бы мама это увидела, я бы умерла от разрыва сердца на месте, а Митя, наверное, убежал бы из дома и тут же покончил бы с собой. Он перехватил мою руку в свою и стал осыпать ее долгими чувственными поцелуями, потом совершенно бесцеремонно спустил с моего плеча лямочку платья, его руки скользнули мне за спину и расстегнули мой бюстгальтер. Мастерски! За секунду. Даже я иной раз мучилась с этой чертовой застежкой дольше! Он сдвинул кружевной лиф, обнажая мои пышные белые упругие груди с набухшими розовыми сосками. Его пальцы стали легко и нежно тереть один сосок, доводя меня до безумия. Из моих губ вырвался стон, но Митя заглушил его ненасытным поцелуем. Его губы горячо и трепетно скользили по моим дрожащим губкам, а его язык то едва ощутимо дразнил меня, то проникал в мой рот с такой бессовестной настойчивостью и едва уловимым томительно захватывающим ритмом, что я невольно жалась к брату, извиваясь всем телом, ища еще большей близости и еще более глубокого проникновения.

— Ты… бесстыдная… сестренка… — процедил он сквозь зубы мне в самое ухо, нежно сжимая пальцами мой сосок и щекоча мне мочку уха языком. Боже, это было восхитительно. Его глубокий то слегка сосущий, то нежно ласкающий поцелуй, его пальцы на моих сосках, его пальцы, нежно двигающиеся между моими влажными половыми губками. В какой-то момент я поняла, что больше не выдержу эти мучительные ласки, что мне нужно больше — еще и еще… Я хотела было вырваться, потому что его ласки только заводили, не принося облегчения, но он не пустил.

— Куда? Хотела знать, что я делаю с девочками? Почему они так бегают за мной, будто медом намазан? Еще узнаешь, малышка.

Он несколько пренебрежительно толкнул меня на диван, чтобы я легла, а сам присел рядом боком и наклонился ко мне, чтобы снова накрыть мой рот поцелуем. Одной рукой он продолжил томительно ласкать мою грудь, другая рука поглаживала упругую нежную попку. Мои колени дрожали от волнения, и мне не хватало дыхания из-за его непрекращающегося жадного поцелуя. Его дыхание уже тоже стало прерывистым и взволнованным.

— Почему бы нам не посмотреть телик? — вдруг не понятно к чему спросил он, но потом пояснил, — По-моему, нам нужно алиби.

Он сел откинувшись на спинку дивана и закинул мои ноги к себе на колени, — Расслабься. Ты вся дрожишь.

— Тебе разве не надо собираться, Митя? Ты же сегодня уезжаешь… , — пролепетала я, сходя с ума от страха перед тем, что в любой момент к нам может зайти мама.

— Ха, так мечтала о моих ласках, а теперь хочешь, чтобы я скорее уехал? — усмехнулся он, щелкая кнопками пульта одной рукой и забираясь мне под юбку другой.

— Ты ведь все равно уедешь… И я не хочу этого, ты знаешь…

— Да уж. Теперь я знаю, чего ты хочешь, — он снял с меня мешающие ему трусики, сжал их в комочек и бросил через всю комнату на мою кровать. Его пальцы поиграли короткими мягкими волосиками на моем лобке и снова скользнули к горячей влаге, доводя меня до безумия и полного ступора, — Мой рейс в 1:45 ночи, так что у нас есть время.

— Почему ты уезжаешь?

— Потому что у меня есть дела в Питере.

— Зачем тебе это расширение компании?

Он оторвал взгляд от экрана и взглянул на меня сверху вниз, властно и насмешливо, как на неразумного ребенка, которому и объяснять ничего не стоит, потому что он все равно не поймет. Его пальцы вдруг проникли внутрь меня, и я напряглась всем телом, слегка подавшись назад.

— Все-таки ты девственница…

Я покраснела и попыталась зажать его руку между ног, чтобы сделать ему больно.

— Может, хватит? — раздраженно и лениво рявкнул он, — Для меня себя берегла? — зло усмехнулся он.

— А что, надо было прыгать в постель к первому встречному лет в 12? — съязвила я, обиженная на его жесткий тон.

специально для .оrg — Нет, что ты! Надо было сохранить себя для родного брата. Это ж так романтично и пикантно!

Я видела, что он злится. Злится на меня, но в особенности на себя, потому что считает то, чем мы сейчас занимались, непристойным и отвратительным. Тем не менее, теперь я поняла, что он сам этого хотел не меньше, чем я. Уж не знаю, распалил ли его так мой дневник или все же он и раньше смотрел на меня не только как на сестру. За дверью вдруг послышались шаги мамы. Я вскочила, как ошпаренная, и метнулась в дальний угол дивана, поправила бретельки, вжалась в спинку и поджала под себя ноги. Митя даже не шевельнулся, продолжая как ни в чем не бывало смотреть новости, его красивая сильная рука продолжала спокойно лежать на диване как раз на том месте, где только что он ласкал ею меня. Зашла мама, окинула нас изучающим взглядом.

— Вы что это притихли?

— Телик смотрим, — сухо отозвался Митя.

— Через полчаса обедать будем, зайчики. Пообщайтесь пока. Я знаю, что вам обоим грустно из-за расставания.

Заметив, что мы оба сидим как статуи, всепонимающая, но далеко не все знающая мама решила оставить нас в покое и отступила за дверь.

— Ладно, не буду отвлекать от грустных мыслей. Мить, ты ж собирался Марише кое-что подарить.

— А, да, мам. Сейчас подарю.

Мама ушла с улыбкой умиления на лице. Должно быть, со стороны ее детки выглядели прелестно. Оба уже взрослые, умные, многообещающие, такие прелестные и красивые, как образцовая семейка из рекламы жевательной резинки или какого-нибудь широкоугольного плазменного телевизора. Дверь тихо закрылась. Я перевела дух и робко спросила:

— Что еще за подарок?

Митя молча и не спеша пощелкал по каналам, потом выключил телевизор, встал и пошел к двери. Я несколько остолбенела.

— Пошли, — вдруг позвал он.

— К тебе?

— Да.

Мы зашли в его комнату. Я подумала, что мы пришли за упомянутым подарком, но когда на двери вдруг звонко щелкнул замок, я слегка вздрогнула и все поняла. Он посмотрел на меня через всю комнату как голодный волк на кролика, по роковой ошибке забежавшего не в ту нору. Он стянул с себя футболку и расстегнул пуговицу на джинсах, потом ширинку. Я ошарашенно молчала, тяжело вдыхая и выдыхая вдруг невероятно накалившийся воздух. Он подошел, как всегда спокойный и решительный, притянул меня к себе, одной рукой бесцеремонно залезая мне под короткую измятую юбочку, лаская попку и проникая пальцами сзади в горячую влажную щелку между вспотевшими от волнения и возбуждения ляжками и ягодицами. Другой рукой он несколько грубо обхватил мой затылок, чтобы впечатать поцелуй в мои раскрасневшиеся и уже припухшие от его безжалостных ласк губы. Животом я чувствовала его большой, до предела возбужденный член, и вся затрепетала от страха и страсти. Пьянящий запах его волос, тела, дорогих изысканных духов, сводил меня с ума, и я сама с готовностью обвила руками его шею, притягивая его ближе к себе и, вставая на цыпочки, нежно провела дрожащими ладошками по мощной спине, рукам, груди. Он властно потянул меня к постели, отпустил и ушел зачем-то в ванную. Я растерянно села. Он вернулся с полотенцем. Бросил его на постель рядом со мной.

— Ложись, авантюристка! — скомандовал он безжалостным тоном, не требующим возражений. Я замешкалась, вдруг усомнившись, готова ли я к этому шагу, но он сел рядом, смахнув с плеча бретельку, обнажил грудь и склонился к моему соску. Я невольно подалась назад и под тяжестью его тела, легла. Он помог мне подтянуться к центру кровати, поднял мое платье до талии и прижался губами к животу. Это было щекотно, и я тихонько хихикнула.

— Чтобы ни звука мне! Поняла? — его голос звучал угрожающе, но его пальцы уже трепетно ласкали набухший и влажный от его прикосновений бутончик у меня между ног. Тут же он склонился лицом к этому бутончику и сладостно, горячо, беспощадно впился в него чувственными губами. Когда он начал работать языком, я, признаться, совсем слетела с катушек и застонала, наверное, на всю комнату, потому что Митя вдруг встрепенулся надо мной, больно схватил меня за руки и зло зашипел:

— Не веди себя как дешевая шлюха из порнушки! Если хочешь получать удовольствие от извращенной и преступной связи с собственным братом, научись себя контролировать, иначе я оттрахаю тебя в три секунды и не буду заботиться о том, чтобы и тебе было приятно!

Я вся вспыхнула от стыда и невыносимого вожделения, понимая, что только того и жду, чтобы он меня оттрахал немедленно, но при этом фраза «преступная связь» тоже отпечаталась в моем затуманенном мозгу, и я с ужасом осознала, что она означает. Боже, я же несовершеннолетняя! Что будет, если кто-нибудь узнает, чем мы тут занимаемся?! Ему грозит уголовная статья, если все станет известным и родители напишут заявление! Изумление и кошмар отразились на моем лице. Митя это явно заметил, потому что язвительно усмехнулся, глядя мне в лицо и, снова сползая ниже, чтобы довести свои ласки до конца, раздраженно прошептал: «Дошло наконец-то… «. Его язык и губы снова начали вытворять со мной что-то невероятное, я вся изогнулась, изо всех сил сжимая рот, чтобы не застонать, и, вцепившись руками в покрывало, принялась бесстыдно двигать бедрами навстречу его движениям. Через минуту я уже содрогалась от неописуемого экстаза, каждой клеточкой тела ощущая, как его губы и язык бесконтрольно скользят по моим припухшим от возбуждения половым губкам и клитору. В последние секунды я исступленно терлась ими о его рот и вздрагивала много-много раз, прежде чем расслабиться и без сил растянуться на постели.

Но Митя вовсе не собирался оставлять меня в покое. Он возвышался сейчас перед моим распростертым телом, стоя на коленях и высвобождая из узких брюк свой огромный вздыбленный член. Его лобок и мошонка были аккуратно выбриты, и мне было хорошо видно, что красно-оранжевый в черном контуре дракон изящно обвивает тонким хвостом его пенис. Он смотрел на меня с жадностью и чувством превосходства, как хозяин на покоренную и обессилевшую рабыню. Я покорно развела дрожащие колени, слишком уставшая, чтобы возражать или хотя бы просить об отсрочке своего приговора. Митя достал из кармана джинсов презерватив, раскрыл пачку, откинув упаковку в сторону, и одним ловким движением надел его.

— Согни ноги. Вот так, — он лег на меня, на несколько секунд придавив меня к постели всем своим весом, так что стало трудно дышать, но потом легко приподнявшись на красивых мускулистых руках. Его губы горячо зашептали мне на ухо: «Только попробуй закричать…», и хотя фраза звучала грубовато, я понимала, что скорее она была проявлением заботы, чем реальной угрозой. Я тихо угукнула и прошептала: «Поцелуй меня в губы». Он как-то надменно улыбнулся, в его глазах светилась страсть и нетерпение. В следующую секунду он проник в меня одним сильным толчком, и боль на какое-то время лишила меня способности соображать. Я раскрыла рот, судорожно заглатывая воздух, и когда немного отдышалась, он снова стал жарко целовать, распаляя и отвлекая от горячих волн боли, которые вызывали его ритмичные уверенные движения. Он кончил буквально через пару минут, чтобы не выматывать меня в первый раз, судорожно и горячо дыша мне в шею. Его сердце тяжело ухало прямо в моей груди, и я снова начала задыхаться от его веса. Потом он откатился в сторону и, замерев на некоторое время, чтобы расслабиться, холодно сцедил сквозь зубы: «Поздравляю, сестренка. Ты стала взрослой. Надеюсь, все прошло так, как ты мечтала». Эта фраза меня взбесила. Он что — издевался надо мной после всего?! Он встал и стал застегиваться и натягивать футболку, а я так и лежала, чувствуя себя опустошенной и очень одинокой. Щеку обожгла слеза, губы предательски задрожали.

— Вставай, тебе надо привести себя в порядок. Мама… в общем, скоро обед.

.. , — его голос звучал беспристрастно. Я конечно, понимала, что он был зол на меня, но вообще-то в нынешней ситуации виновата была теперь не только я!

Он подошел и протянул мне руку. Я проигнорировала ее и встала сама.

— Ты просто хам бесчувственный! Как ты мог такое со мной сделать? — недавняя эйфория ото всего произошедшего почему-то мгновенно улетучилась.

— Что? — в этом его вопросе было столько желчи, что я невольно содрогнулась, — Знаешь, что… В следующий раз будешь думать, что пишешь и, кстати, что делаешь! Ты еще представь себе, что произошло бы, если бы этот дневник попался родителям или твоим дурам-подружкам!

Я хотела было возмутиться, но не нашла нужных слов, потому что он был прав.

— Все равно! Не делай теперь вид, что во всем виновата только я! Ты мог бы просто со мной поговорить! В конце концов, отругать!

— А что бы это изменило в твоем извращенном сознании? К тому же я живой человек, и я мужчина! А после этих твоих фантазий и после того, сколько ты крутила вокруг меня задницей и ко мне притиралась, на что еще ты рассчитывала? Я и так на многое закрывал глаза! Еще удивительно, что родители ничего не просекли! Хотя как же — такое в страшном сне не вообразишь!

Из моих глаз невольно текли слезы, и я захлебывалась в рыданиях.

— Ты же мой старший брат! Как ты мог!

— Ты же только что не жаловалась, а томно стонала! Господи! — он провел рукой по лицу, — Слушай, давай уже закончим это. Ладно? Так сюда точно мама прибежит на наши голоса.

Я зажала рот руками, чтобы подавить рыдания, вдруг в полной мере осознав, что все на самом деле именно так ужасно, как я себе и представляла, когда думала о своей извращенной влюбленности трезво — он меня презирает. Он стоял в стороне, скрестив на груди руки, надменный и раздраженный, словно только что взял то, что ему было положено, а теперь и видеть меня не хотел. Я была в полном отчаянии и уже бросилась к двери, чтобы убежать из этой ненавистной комнаты, когда он вдруг грубо поймал меня за руку и притянул к себе.

— А ну отпусти! Придурок! — задыхаясь от слез и беспомощности злобно прошипела я, выкручивая руки и пытаясь с ним сражаться. Но это, конечно, было бесполезно. Он ловко развернул меня к себе спиной, крепко держа обе мои руки за запястья. Я просто ничего не могла теперь с ним сделать, как бы ни старалась.

— Да успокойся ты! — приказным тоном прошипел он и потянул меня куда-то. Вдруг я поняла, что мы остановились перед зеркалом. Он стоял сзади, крепко обхватив меня в объятьях и сжимая мои руки. Его лицо было словно каменная маска, а глаза сверкали злобой. Я вся была растрепанная, раскрасневшаяся и растерянная. Платье было помято. Себе в глаза мне даже стыдно было посмотреть. Я невольно вспомнила тот день, когда мы стояли перед зеркалом точно также несколько лет назад. Только тогда он смотрел на меня как на ангела. А что теперь?

— Что тебе еще от меня нужно? — не поднимая глаз, в отчаянии пролепетала я.

Он долго не отвечал, и я заметила наконец, что он рассматривает меня в зеркале с головы до ног. Его взгляд постепенно смягчился и железная хватка рук тоже. Наконец он склонил голову к моему плечу и поцеловал. Я услышала, как он взволнованно сглотнул.

— Марин… Я просто голову потерял… Я думал, что накажу тебя этим… Чтобы ты поняла, что все это не правильно… Чтобы ты больше не думала обо мне… Ведь я сегодня уезжаю…

Постепенно до меня дошел смысл его слов. Мне, наконец, удалось взять себя в руки и прекратить плакать. Я снова попыталась высвободиться, но он не пускал. Он снова взглянул в зеркало и наши взгляды встретились. Он был такой красивый, как всегда — холеный, властный и опасный как дикий зверь. А я… Что я могла в такой ситуации, если я столько лет сходила по нему с ума? Он резко развернул меня к себе и снова начал страстно и как-то остервенело целовать в и без того уже истерзанные губы, словно делал это вопреки своей воле.

— Хватит, Дим… Пожалуйста…

— Я… я знаю, что не должен этого делать, — мрачно проговорил он, наконец остановившись, — Но… с тех пор как я узнал обо всем, я тоже уже не мог об этом не думать. Слушай, я понимаю, что в тебе сейчас борются противоречивые чувства, — прошептал он вкрадчиво, — Так всегда бывает после первого раза даже при обычных обстоятельствах… Мы с тобой, кажется, натворили дел и черт его знает, чем это все закончится, но сейчас ты просто должна взять себя в руки. Понимаешь? Мы не должны… , — он осекся, — Мы должны все тщательно скрыть от родителей, иначе нам всем придется плохо… всей нашей семье… Так что, пожалуйста, никаких дневников!

Я обреченно кивнула. Он отстранился, потом тронул мои волосы, поправил бретельки и платье, но я отмахнулась от него.

— Слушай, я люблю тебя… , — я слышала по его голосу, что он очень серьезен, хотя до сих пор зол, но смотреть на него у меня уже не было сил.

— Я тоже тебя люблю… , — слабо выдавила из себя я.

— Ты… не будешь больше плакать?

— Не буду, — угрюмо пробормотала я.

— Тогда пойди умойся у меня в ванной, прими душ, а я уберу тут и пойду на кухню раньше тебя, — он провел ладонью по своим жестким черным вихрам, нахмурился, обреченно вздохнул и ушел, стараясь не звенеть замком и не стучать дверью, словно вор.

Я быстро приняла душ, долго рассматривала себя в зеркало, гадая, не догадается ли мама обо всем по одному моему виду. Я была заплаканной и измученной, но, думаю, она скорее всего решит, что это из-за отъезда Мити. В общем, это так и было в действительности. Я снова жалобно всхлипнула и снова умылась, а потом взяла себя в руки и вышла. Мити уже не было. Постель была в идеальном порядке.

Тот обед был, наверное, худшим в моей жизни. Конечно, мама ни о чем не догадалась, но я вся была на нервах, и мне кусок не шел в горло. Митя держался молодцом, был непринужденным, веселым и искренне сочувствующим. Под конец обеда расплакалась и мама, видя, что у меня глаза на мокром месте.

— Боже мой! Ну вы прямо как на войну меня провожаете! Честное слово! Я и так уже давно дома не живу!

— Ты ночуешь почти каждую неделю, — всхлипнула я…

— Тебе-то что с этого? — усмехнулся он, — По ночам ты дрыхнешь как сурок и по утрам тебя не добудишься.

Я прочувствовала вдруг всю несправедливость, жестокость и неоднозначность этой фразы. Сколько ночей у нас могло бы теперь быть и могло быть раньше, если бы… если бы все разрешилось быстрее и если бы он не уезжал сейчас… И как он мог быть таким бесчувственным! Таким убедительно притворным! А вдруг… Вдруг он он всегда и со всеми был такой же лживой сволочью! Ведь все его девушки в итоге оставались ни с чем и заливались горькими слезами! Эта мысль поразила меня. Я встала из-за стола и пробормотала, что хочу побыть одна. Митя проводил меня долгим взглядом, я чувствовала это. А мама тихо спросила: «Ты что, так и не подарил ей?».

— Ах ты, черт! Опять забыл.

Он быстро пошел за мной. Налетел на меня в коридоре, мимоходом отстранив в сторону со своего пути, обхватив меня за талию. Я ушла к себе, а через пару минут он зашел с большой бархатной красной коробочкой в руках. Я смутилась, не зная, как я теперь вообще должна на него смотреть, как на брата или как на любовника, а он улыбался мне мягкой обворожительной улыбкой, как ни в чем не бывало, и протягивал подарок непринужденно и настойчиво. Каков актер! Я, кажется, побледнела и заставила себя взять коробочку, открыла и ахнула. Там было роскошное жемчужное ожерелье. Я закусила губу и сдавленно вымолвила: «Спасибо… Только зачем?». Он отставил коробочку на комод и, немного поколебавшись в нерешительности, нежно погладил мою щеку и, наклонившись, стал целовать в губы. Я с обреченностью понимала, что снова повинуюсь ему. Мы стояли и снова целовались, как безумные любовники, еще больше рискуя быть замеченными. Потом он сказал:

— Не бойся, я больше ничего тебе не сделаю.

— В честь чего вдруг такие подарки? — вздохнула я.

— У тебя же выпускной в этом году…

— Ноябрь на дворе! Не рано ли ты меня с выпускным поздравляешь? Или… , — я похолодела, — Или ты не приедешь до самого лета?!

— Марина, ну что ты! Я на новый год приеду! У меня и семья, и все друзья здесь.

— И девушка.

Он помрачнел.

— Ты же знаешь, что я расстался с Катей.

— Как?! Уже?! — фальшиво удивилась я, — Как легко и удачно у тебя все складывается с девушками! Получаешь, чего хочешь и исчезаешь, — презрительно бросила я ему в лицо и почувствовала, что у меня уже начал предательски дрожать подбородок.

— Полагаю, что от сестры не так легко отделаться, — как-то невесело усмехнулся он.

— Я не собираюсь тебе навязываться! Никогда этого не делала! — возмутилась я.

— Да тише ты! Конечно, конечно, — в его голосе слышалась и ирония, и раздражение, и страсть, и чтобы меня утихомирить, он снова сжал меня в объятьях.

Он уехал вечером на своем Порше вместе с провожавшим его другом и позвонил только на следующее утро, чтобы сообщить, как добрался. Трубку взял папа, и я битые пять минут пыталась ее вырвать у него из рук, чтобы только услышать Митин голос. Наш разговор состоял всего из парочки дежурных фраз, мы попрощались как всегда, словно расстаемся всего до вечера или на день, но Митя пропал для меня очень надолго. Надо ли говорить, как я нуждалась в нем после всего, что между нами произошло, как мне нужна была его поддержка, как мне нужно было выговориться, выплакать свои переживания, а потом часами выслушивать его утешения и шутки. Только никакого общения между нами по сути не было. Да, он звонил, в двух словах рассказывал о делах, задавал мне стандартные вопросы вроде «Как там твоя учеба?» и, ссылаясь на загруженность, поспешно прощался. Создавалось впечатление, что он постоянно не один, и поэтому не может говорить. У меня начали закрадываться леденящие душу подозрения, что у него в Питере появилась новая девушка. Конечно, а чего я ожидала? Чтобы такой как Митя долго оставался один и был до гроба верен своей сестре, которая младше него на n лет? Для меня все было по-серьезному и к тому же в первый раз, а для него, возможно, это был всего лишь очередной сексуальный эксперимент. Я разрывалась между бессильной ненавистью и всепоглощающей страстью к нему. Меня просто срывало с катушек. Я не могла толком ни на чем сосредоточиться, стала рассеянной, не высыпалась, и до смерти боялась из-за своей рассеянности и постоянного недосыпа сболтнуть что-нибудь лишнее родителям или подругам.

В конце концов, поняв, что пока он не приедет на новогодние каникулы, никакого полноценного общения между нами не состоится, я обратилась к нашему знакомому психиатру в ведомственной клинике при компании, где работал отец. Около часа я чрезвычайно убедительно врала, как меня бросил парень, с которым у меня был первый сексуальный опыт, прерывая свой рассказ потоками слез. Очевидно, я обладала некоторыми актерскими талантами, потому что в итоге получила рецепт на 2 психотропных препарата и сочувственный совет больше не связываться с рок-музыкантами, потому что «этим богемным мальчикам ничего не нужно кроме сиюминутных удовольствий и эффекта новизны, за которыми они гоняются всю жизнь, меняя девушек и работу как перчатки, так толком ничего и не достигая в жизни». «Боже, я что, про рок-музыканта что-то наплела?!» в ужасе воскликнула я про себя, когда вышла из кабинета.

Как бы там ни было, таблетки помогли. Утром вместо того, чтобы плакать, я глупо хихикала над своими проблемами, а вечером просто вырубалась за несколько минут. К тому же лечение помогло сосредоточиться на учебе, и я успешно справлялась с контрольными.

Так прошли мучительные полтора месяца, пока не наступили новогодние каникулы, и Митя без всякого предупреждения вдруг завалился к нам в загородный дом рано утром 29 декабря, веселый, румяный, какой-то совсем чужой, но невероятно притягательный и красивый с горой подарков, веселых историй, приветов от старых питерских знакомых и ящиком дорогого шампанского, которое мы начали распивать, даже не дожидаясь обеда. Еще с порога он чуть не сбил меня с ног объятьями, когда я сонная вышла в халате посмотреть, кого это радостными возгласами приветствуют родители. На нем было новое шикарное узкое черное пальто на лоснящейся меховой подкладке и с пушистым меховым воротником, на котором еще не успели растаять все снежинки, и когда он меня обнимал, мне хотелось зарыться в это теплое пальто, пахнувшее зимой и новой кожей, согревавшее его мускулистое крепкое тело.

Мы весело провели в семейном кругу весь день, и я уже даже начала забывать свои обиды на него, но к вечеру, к моему неописуемому разочарованию, он заявил, что поедет ночевать на свою квартиру, потому что ему, якобы, нужно посмотреть, все ли там в порядке. Несмотря на уговоры родителей, он оставался непреклонен. Меня эта его настойчивость так саданула по сердцу, что я упорно молчала, даже когда мама попыталась прибегнуть к моей помощи в уговорах. Когда он стал собираться, я сидела у себя в комнате и даже не вышла его провожать, но он заглянул ко мне, и обворожительно сияя, спросил:

— Завтра идем на каток?

Стараясь не показывать своего внутреннего ликования, я сухо спросила:

— На какой еще каток?

— На Красной площади, наверное.

— Идем, — сдержанно ответила я, не в силах скрыть довольную улыбку.

— Зайду за тобой в 11, малышка. Смотри, не проспи, сурок!

Дверь за ним захлопнулась, а я готова была как маленькая скакать на кровати и бросаться подушками от радости. Потом первый восторг прошел и я с сомнением спросила себя, глядя в зеркало, что это вообще будет — свидание или просто вылазка со старшим братом на прогулку?

На следующее утро Митя развеял мои сомнения, завалившись в прихожую с толпой своих приятелей. Было трое его друзей с девушками, и я с содроганием сердца ожидала, что сейчас из-за входной двери покажется новая (или какая-нибудь бывшая) девушка Мити. Но никто не появился. Когда дверь дома за нами захлопнулась, и мы спускались по лестнице на улицу, я немного задержала Митю, потянув за рукав, и тихо, вся содрогаясь от волнения, спросила:

— Ты будешь один?

— Я буду с тобой, — он на секунду остановил взгляд на моих глазах. Мне показалось, что в этом взгляде было что-то изучающее, испытующее и в то же время предостерегающее и одновременно угрожающее, словно он предупреждал меня не делать глупостей. В целом впечатление осталось такое, словно меня жестоко осадили.

— Эй, ну где вы там? — раздался у калитки голос его друга.

Митя взял меня за руку и, совершенно переменившись в лице, непринужденно закричал:

— Да идем уже.

Мы поехали на двух джипах по 4 человека в каждом. Митя был за рулем, я сидела рядом на переднем сидении, но чувствовала себя крайне сконфуженно и нервозно, полностью погрузившись в свои мысли и переживания. Когда Митя протянул мне жвачку, слегка тронув мою руку, я вдруг вздрогнула от его прикосновения, вся залилась краской и, отказавшись, продолжала молчать всю дорогу, только односложно отвечая на вопросы наших спутников, к тому же, кажется, невпопад.

Мы припарковали машины на Тверской и пешком пошли на Красную площадь, где к нам присоединилась еще какая-то разношерстная компания из парней и девушек. Не знаю, сколько им всем было лет, но, судя по виду, они все были скорее ровесники Мити. Один из его приятелей оказался очень симпатичным и с явным интересом посматривал в мою сторону. Его звали Евгений. Нас мельком представили, но он сразу не решался ко мне подойти. Митя держался как-то отстраненно, хотя все парни держали своих девушек за руку, и я с горечью осознавала свое удручающее положение. На что я только надеялась? Думала, он будет со мной носиться, обнимать за талию, смотреть с обожанием, согревать мне руки своим дыханием и чмокать при всех? Какая же я дура! Вот в чем весь банальный драматизм инцеста! Даже если бы мы пошли одни, мы не смогли бы чувствовать себя уверенно и свободно, потому что всегда бы рисковали быть увиденными кем-нибудь из знакомых. Я ужасно разозлилась тогда на Митю, да и на себя за свою слабость. Ну откуда у меня появилась эта извращенная страсть? Почему я решилась так ее лелеять и подпитывать, ведя этот эротический дневник? Как я могла себе позволить вызвать подозрения у брата своим поведением? И все же с другой стороны, ведь это он меня соблазнил, хотя мог отчитать, оскорбить, пригрозить, запугать, да что угодно! При воспоминаниях о той жадности, бесстыдтстве и уверенности, с которыми он просто свел меня с ума своими ласками, у меня по телу побежали мурашки. Я встряхнула головой, чтобы избавиться от этого наваждения, поскользнулась и обязательно упала бы, если бы меня не поддержал Евгений, все время державшийся где-то рядом.

— О, спасибо!

— Не стоит! Держись за меня! Как ты ходишь на таких шпильках по брусчатке? — Женя ловко не только взял меня за руку, но и приобнял сзади за плечи. Он был намного выше меня, чувствовалось, что он хорошо натренирован и очень смел в обращении с девушками.

— Сказывается многолетний опыт, — улыбнулась я лукаво.

— Много это сколько?

Видимо, я все-таки выглядела очень уж юной, хотя роскошный коротенький полушубок и варежки из жемчужной норки, экстравагантные сапожки, изысканный макияж и роскошные распущенные черные локоны до талии делали меня скорее похожей на опытную избалованную московскую модницу, чем на неискушенную первокурсницу.

— Двадцать, — бросила я вскользь, чтобы не услышал Митя и другие знавшие меня знакомые.

Женя хмыкнул, скорее всего не до конца мне поверив, но тот факт, что я лгу, скорее польстил ему, чем сыграл не в мою пользу. На катке мы катались какой-то буйной гурьбой. Парни постоянно толкались, чтобы уронить девчонок и устроить кучу-малу. На нас бурчали другие мирные отдыхающие, но мы только снисходительно над ними посмеивались, картинно-заискивающе прося прощения, чтобы на следующем кругу вновь задеть их, оттесняя в сторону, и зайтись дружным хохотом.

Митя явно был в ударе. Он веселился больше всех, толкался, шутил, специально падал, хотя отлично катался, и ронял всех, кого было можно. Посреди всеобщего веселья он даже успел познакомиться с какими-то двумя девушками, но делал это настолько комично и вульгарно, что мы только угорали от смеха, а девушки под конец даже испугались его развязности и настойчивости, и ушли с катка.

Женя, само собой, не отходил от меня ни на шаг. Только пару раз Митя ради забавы с воплем налетал на меня сзади, чтобы вырвать из его объятий, якобы хватаясь за меня в поисках равновесия, отвозил куда-то в сторону и там осторожно валил на лед или заставлял неуклюже въезжать в ограждение. Впрочем, он так делал и с другими девчонками из нашей компании. Несмотря на неослабевающее внимание Жени, я ловила себя на мысли, что постоянно любуюсь Митей и ищу его глазами. Изо всех сил я старалась скрыть свой нездоровый интерес к брату, но понятия не имею, насколько хорошо мне это удавалось. Все-таки мы оба с ним были естественно красивы, статны, обаятельны и, наверное, избалованы роскошью. Все это чувствовалось в некоторой вальяжности, уверенности, разнузданности, которые прослеживались в каждом нашем движении и слове, а также в той завистливой восторженности, с которой на нас смотрели окружающие.

Женя, казалось, был полностью поглощен мною. Я видела, что он буквально пожирает меня взглядом и, наверное, только и ждет возможности, чтобы увести куда-нибудь и наедине скрутить, даже пусть насильно, чтобы получить свою долю поцелуев и ласки. В тот вечер впервые я поняла, что можно получать удовольствие, мучая мужчину страстью. Жаль, конечно, было распалять в симпатичном, пылком Жене безответное вожделение, но я сама столько страдала от этой напасти, что мне непременно хотелось выплеснуть на кого-нибудь свою злобу.

Наконец, наши катания подошли к концу. Митя в конец умотался, вспотел и, пока переобувался, сидя рядом со мной на деревянной скамье, нетерпеливо сорвал с себя шапку.

— Надеюсь ты не хочешь провести праздники в постели? — по-родительски строгим тоном спросила я его.

— Это смотря с кем, — улыбнулся он краем рта, сверкнув белыми зубами.

— С градусником под мышкой, если не наденешь немедленно шапку, — гнула я свою линию.

— Моя заботливая мамочка, — съязвил он, дерзко потрепав меня за подбородок.

— Тебе почти тридцать, а ведешь себя как ребенок!

— Тебе восемнадцать всего-то пару месяцев назад исполнилось, так что не тебе меня учить! — вызывающе-весело заявил он, краем глаза через мое плечо явно смотря на реакцию Жени, который, конечно же, слышал весь наш разговор. Я сузила глаза, скорчив злющую гримасу, и изо всех сил пнула Митю в плечо.

— Не распускай руки, сестренка, а то поставлю в угол и не пущу гулять с мальчиками!

Я зачерпнула пригоршню свалявшегося снега под скамьей и со всего маху ткнула Мите за шиворот. Он подскочил, извергая ругательства, тоже зачерпнул снег из-под скамьи, но я доверчиво ткнулась в грудь Жени и ухватилась за него мертвой хваткой, чувствуя, как его руки самодовольно сжимают меня в объятиях. Бросив вызывающий взгляд на Митю, я с каким-то безудержным азартом заметила, что в его сверкающих серых глазах пляшут демоны:

— Значит, нашла себе защитника на сегодня, трусиха! Ладно, ладно. Дома тебе не поздоровится! — хитро улыбаясь, он сладостно закусил губу, как это умеют делать парни с глянцевых обложек, соблазнительно, но не приторно, оттряхнул от снега руки и воротник белого пуховика, и зашагал к выходу с катка вслед за остальной компанией.

Я подняла настороженный взгляд на Женю. Тот смотрел на меня с тем же жадным восхищением, хотя, кажется, и несколько разочарованный.

— Твой брат не разрешает тебе встречаться с парнями?

— Что? С ума сошел! Что-то не припомню такого случая, — задиристо выпалила я.

— Я бы на его месте точно не разрешил бы.

— Ну, знаешь… Ты не на его месте, — сморозила я, ехидненько усмехнувшись. Правда, моей усмешки Женя уже не мог видеть, потому что я встала и тоже пошла к выходу.

После катка мы около двух часов прослонялись по ГУМу, переходя из одного кафе в другое. Некоторые еще мимоходом умудрились себе что-то купить. Часов в 6, когда уже совсем стемнело, мы немного прогулялись по центру, пофотались и отправились к джипам. Женя пошел нас провожать, видимо, надеясь получить мой номер телефона. Митя ему назло постоянно маячил где-то рядом. Это было так забавно! Не мог же он бояться моего брата, который, по-моему, в целом вел себя вполне дружелюбно. Наконец он решился:

— Марин, давай с тобой еще как-нибудь встретимся, сходим куда-нибудь.

Я была уверена, что Митя навострил уши.

— Давай, конечно. Запиши мой телефон.

Женя даже стал чаще дышать от волнения и пару раз чертыхнулся из-за того, что телефонные клавиши плохо срабатывали из-за перчаток. Я была спокойна и умиротворена. Сегодняшняя прогулка немного меня оживила и я с каким-то неподдельным и несколько отстраненным интересом ждала дальнейшего развития событий, словно сторонний наблюдатель вроде зрителя в кино.

Когда мы завезли домой наших друзей и остались в машине с Митей одни, я так разволновалась, что даже не знала, с чего начать разговор, а он, похоже, и не собирался ни о чем говорить. Наконец, я решилась, сгорая от нетерпения:

— Ты сегодня у нас останешься ночевать?

— А что?

— Да просто так спросила…

Он промолчал.

— Ты мог бы остановить машину?

— Зачем?

— Хочу поговорить, — задыхаясь от какого-то восхитительного предвкушения и в то же время ощущения возможного неминуемого краха всех надежд, прошептала я.

Митя не ответил и некоторое время продолжал вести машину, не сбавляя скорость, пока, наконец, не нашел безопасное место для парковки на опустевшем шоссе. Он заглушил двигатель, минута прошла в молчании, потухло автоматическое освещение салона. Он сидел, упершись в руль руками и глядя в лобовое стекло.

— Я скучала по тебе, — наверное, мой голос звучал жалобно.

Он тягостно вздохнул.

— Я по тебе тоже.

— Ты… ты сегодня останешься у нас ночевать? — снова пробубнила я как заевшая пластинка, не в силах выговорить что-либо другое, потому что от страха онемел язык и судорогой свело горло.

Он снова вздохнул, видимо борясь с тем же онемением и судорогой, что и я.

— Нет, Марин, не проси. Извини.

У меня жар прошел по спине.

— Почему? — оттарабанила я, тщетно силясь унять дрожащий подбородок и губы.

Он молчал, продолжая смотреть в лобовое стекло.

Я вдруг все поняла и залилась безудержными слезами. Он терпеливо ждал, пока я успокоюсь.

— Ты можешь хотя бы меня поцеловать?

Я с упреком и отчаянием уставилась на него, ища в его движениях былую страсть, но тщетно. Он был напряжен, раздражен, зол, возможно, вымотан, но все же видно было по всей его позе, что он не собирался наброситься на меня со страстными поцелуями, которых мне так не хватало все это долгое, безумно долгое, нереально долгое время. Он повернулся, только мельком взглянув на мое лицо, протянул руку и прижал к моей щеке. Я потерлась о его ладонь, закрыв от блаженства глаза и чувствуя как ко мне приближается его пышущее жаром лицо. Я приоткрыла рот навстречу его поцелую, но вместо поцелуя в губы, он только сухо коснулся губами моей щеки, прижался к ней своей щекой, крепко обхватив меня за шею, и долго вдыхал запах моих волос и шеи, уткнувшись носом мне в ухо. Его близость просто дурманила меня. Эта темнота вокруг, тихо падающий за окнами снег, потрескивания остывающего автомобиля, запах меха и зимы, звук и тепло его дыхания. В какие-то доли секунды мне казалось, что большего счастья нам и не надо. Я слегка двинула головой, чтобы поцеловать его шею, но он резко меня отстранил.

— Ты понимаешь, что этого делать нельзя, Марина? — спросил он со злобным отчаянием в голосе.

— Это ты теперь мне говоришь?! — взорвалась вдруг я праведным гневом, — Теперь? После всего, что было? После всего, что ты со мной сделал?

— Я с тобой сделал?! — он просто побелел от возмущения, — А что со мной делала ты? Все-таки я тебя не насиловал, насколько я помню! И что ты делала сегодня с этим козлиной?

— Что? — меня вдруг разобрал досадный смешок, — Значит, ты ревнуешь?

— Ревную? С какой стати! Но ты, кажется, очень волновалась, что я пойду на каток с какой-нибудь девушкой, а сама тем временем… , — он не договорил, весь взбешенный до исступления.

— А что я должна была делать? — искренне недоумевала я, — Мы же не можем ходить вместе, обнявшись, как парень с девушкой! — выпалила я, не подумав, и это было моей роковой ошибкой.

— Вот! — воскликнул он самодовольно, — Вот! Вот именно! Мы не можем! И мы нигде и никогда не сможем на людях проявлять свои чувства! Ты этого хочешь? Хочешь всю жизнь прятаться и бояться, а потом когда-нибудь потерять бдительность?

— Я… Я только тебя хочу, — мой голос снова ослаб и задрожал, — А как насчет Питера? Может, мы могли бы бывать там вместе?

— Питер — не Сахара! Я не могу выдавать там тебя за свою любовницу перед своими друзьями и коллегами, потому что правда когда-нибудь раскроется, и тогда нам несдобровать! Особенно мне! Ты это понимаешь?

— О чем же ты тогда думал, когда делал со мной все эти вещи?!

— О том, что хочу тебя! Поняла?! — почти с ненавистью выпалил он, — И больше ни о чем!

Я залилась краской, снова живо вспомнив, что между нами было.

— Митя, нас сейчас никто не видит. Безопасные места можно найти всегда.

— Ты что, идиотка совсем?! — он так взорвался негодованием и злобой, что чуть ли не подпрыгнул на месте, со всего маху стукнув в руль, — Хочешь тайком трахаться в тачках и закоулках с родным братом, а на людях корчить из себя милую порядочную девочку, кокетничать с другими парнями и устраивать периодически сцены из-за моих девушек?

Наверное, это было последней каплей. Мое сердце так рвалось от боли, что я даже плакать уже не могла, с трудом борясь с дыханием. Такого незаслуженного оскорбления я просто не могла перенести и только сдавленно, сухо, холодно прошипела:

— Отвези меня домой немедленно!

Он еще раз злобно ударил в руль, завел машину и рванул с такой скоростью, что автомобиль совершенно потерял сцепление с дорогой, и нас сильно занесло. Он с трудом справился с управлением, сбавил обороты и покатил дальше по шоссе в сторону нашего поселка.

Когда мы зашли в дом, мама по нашим мрачным минам сразу догадалась, что что-то случилось. Я собиралась было прошмыгнуть наверх, в свою спальню, а Митя уже готов был уходить, когда она резко вдруг спросила:

— Ну и что на этот раз?

Мы молчали как партизаны.

— У вас и так теперь мало времени для общения остается, а вы еще и ссоритесь! — произнесла она с упреком, вопросительно заглядывая то в мое лицо, то в Митино.

Я обернулась вдруг, сама не ожидая от себя такой прыти, и обиженно выпалила:

— Он не разрешает мне ни с кем встречаться!

Мама вопросительно приподняла брови, а я, словно оседлав любимого конька, пустилась беззастенчиво сочинять дальше:

— Там был один парень. Я дала ему свой телефон, и Митя запретил мне с ним встречаться и даже отвечать на его звонки! Он мне столько всего наговорил! Ненавижу тебя! — крикнула я в лицо мрачно молчавшему брату, который и бровью не вел, слушая такую бессовестную ложь.

— Дорогой, это не слишком? — мама как всегда строила из себя эксперта по семейным взаимоотношениям.

— Этому так называемому парню, между прочим, уже за тридцать! — сдержанно заявил он маме, а в мою сторону злобно добавил, — А ты лучше бы поменьше крутила хвостом и побольше училась!

— Что?! — взвизгнула я, входя в кураж от этой вымышленной ссоры, в которую, казалось, мы оба искренне поверили, — Что?! Это я мало учусь?! Может, ты просто не в курсе моей учебы, потому что тебе нет до нее дела? Так почему же тебе есть дело до моей личной жизни? Между прочим, отношениям с противоположным полом я у тебя училась, дорогой брат! А ты — не лучший пример для подражания в этой области!

Мама ошарашенно молчала. Кажется, между нами раньше не происходило подобных сцен.

— Твой новый знакомый, между прочим, обычный бармен родом из Хабаровска! Без высшего образования, без перспектив, без прописки и квартиры в Москве. Ты его сама всеми благами надеешься осчастливить или папу попросишь? — холодно парировал Митя, сверкая светлыми как кристаллы льда глазами, — В 18 лет приличная девушка должна учиться, а не шляться с кем попало, раздавая первым встречным номер своего телефона! По крайней мере могла бы быть разборчивее и хотя бы предпочитать сверстников!

Я уже готова была взроваться потоком новых оправданий и обвинений, но вмешалась мама.

— Митенька, тебе не кажется, что ты перегнул палку? Мариша и так постоянно учится… И она не встречается ни с кем в том смысле, в каком ты подумал…

Но он не дал ей договорить, ехидно усмехнувшись:

— Постоянно учится? Знаешь, мам, тебе уже пора бы избавиться от розовых очков и получше присмотреться к своей дочке! Это я хожу с ней по клубам и вечеринкам, так что, поверь мне, знаю о чем говорю!

Мама только ошарашенно развела руками. На наш крик пришел сонный папа.

— Что случилось?

— Ничего, пап. Извини, мне пора, — сдержанно закончил Митя, пожав ему руку, и, бросив на меня эффектный уничижительный взгляд, вышел на улицу.

Около часа мне пришлось провести в муторной и бессмысленной беседе с родителями, пока мама не пришла к выводу, что мы оба просто сорвались из-за напряжения, усталости и, возможно, действительно не совсем удачной личной жизни. Про рокера мне и им пришлось рассказать, хотя и без интимных подробностей, про которые насочиняла врачу. Когда я попала, наконец, в свою комнату, то захлопнула за собой дверь и, со всего маху швырнув на кровать свитер, выругалась всеми самыми страшными словами, какие знала. Ну, каков же гад! Это же надо было разыграть весь этот спектакль и свалить, оставив родителей на меня! Я просто вся тряслась от злости, но нервное напряжение постепенно перешло в невыносимую усталость и апатию, так что вскоре я снова начала заливаться слезами. Снова приходила мама, успокаивала, уверяла, что Митя меня очень любит и просто так неловко проявляет свою заботу, что я должна его простить, потому что у него в последнее время слишком много работы, и в Питере совсем нет никакой поддержки. Я даже искренне прониклась сочувствием к нему после этого разговора, но в груди все равно щемило от мысли, что мы не можем быть вместе.

Господи, что за безумная ночь это была! Я то рыдала, уткнувшись в подушку, буквально давясь ею, чтобы заглушить собственные рыдания и никого не разбудить, то блаженно улыбалась, вспоминая его ласки и недавние слова о том, что он просто хотел меня и больше ни о чем не думал. Я уснула только часам к 4ем, а когда проснулась поздно утром на следующий день, уже наступило 31 декабря.

В общем-то к Новому Году у нас все было давно готово, потому что этот праздник мы каждый год встречали вполне традиционно. Дома накрывали роскошный стол-фуршет для многочисленных гостей, который состоял в основном из блюд, заказанных в ресторанах. Этот стол предназначался для нашей с Митей компании, и его накрывали в гостиной с камином. Родители накрывали стол для своих немногих гостей в большой столовой. Таким образом, мы праздновали давольно-таки изолированно друг от друга, хотя на бой курантов собирались все же все вместе у фуршетного стола. После 12 начинались бесконечные молодежные вылазки сначала к соседям по поселку, потом чуть ли не на другие концы Москвы. Двое наших водителей работали в эту ночь то ли за огромную премию, то ли за небывалую почасовую оплату и в общем в накладе не оставались.

В три часа дня приехал как всегда вышколенный и роскошно разодетый Митя, выспавшийся, посвежевший и в приподнятом настроении, да к тому же с ворохом подарков. Видя, что я все еще дую губки и даже не хочу смотреть в его сторону, он наигранно повинился и, комично расшаркиваясь, попросил прощения и позволения заранее сделать мне подарок. Родители радостно переглянулись, а Митя с загадочной обворожительной улыбкой на румяных губах передал мне подарочный пакет с изящной коробкой. Я раскрыла ее и остолбенела: это было роскошное коктейльное платье, сплошь усыпанное кристаллами Сваровски.

— А… оно не слишком вызывающее? — пробормотала я удивленно.

— Нормальное. Но помни, что big brоthеr is wаtching yоu!

— Что ж, наверное, ты не такой уж плохой брат, как мне вчера показалось, — растерянно пожала плечами я.

— Просто ты за красивое платье готова продать душу дьяволу, малышка, — весело засмеялся он, грубовато по-братски обнял меня и звучно чмокнул в щеку.

— Знаешь что! Раз ты у нас такой весь белый и пушистый, я тоже прямо сейчас отдам тебе твой подарок, и тогда посмотрим, кто продастся первым!

Я убежала наверх за свертками для Мити и родителей, которые тоже уже были готовы к поздравлениям.

— Вот, — я протянула ему огромную, но относительно легкую коробку. Там был квадрокоптер с видеокамерой на радиоуправлении и к нему очки с мониторами. Как-то Митя восхищался таким в ролике в интернете. Он поставил коробку на диван, сорвал бумагу и открыл крышку. Когда он вытянул пенопластовую вкладку с квадрокоптером, он заулыбался от уха до уха и опустил голову как проигравший.

— Ну что, кто сегодня продаст душу дьяволу за вертолетик? — засмеялась я.

— Малышка, где ты его раздобыла?

— Если я расскажу тебе, ты проникнешься ко мне глубоким, очень глубоким уважением! — восторжествовала я, сияя. Он встал, обнял меня так крепко, что я завопила: «Раздавишь!», приподнял и пару раз крутанул по комнате.

Что ж. Семейная идиллия была восстановлена в преддверии Нового Года и, наверное, благодаря ему. Мы обменялись оставшимися подарками, а в 6 вечера, разодетые и веселые, начали принимать первых гостей. Я с радостью для себя отметила, что ни одна бывшая девушка Мити не была приглашена, также как и ни в чем не повинный Женя, ставший мнимой причиной нашей выдуманной ссоры и, кстати, звонивший мне уже 3 раза. Надо ли говорить, что я не брала трубку. Просто в тот вечер мы с братом, кажется, наслаждались спокойствием обстановки и старались ничем не испортить друг другу настроение.

Как только пробило 12, мы вывалили дружной гурьбой на улицу и отправились к соседям пускать фейерверки, потом погрузили в два микроавтобуса несколько коробок шампанского, закуски, и отправились по гостям. Было уже далеко за 3 часа ночи, когда мы оказались на совершенно безумной вечеринке в роскошной квартире лучшего друга Мити, более походившей на лабиринт в дворцовом стиле. Все комнаты так были забиты народом, что просто негде было продохнуть. Мы вошли в какой-то неописуемый кураж, то впадая в танцевальный транс, то обмениваясь восторженными репликами со знакомыми, то произнося душевные тосты в узких кругах каких-то случайно собравшихся на короткие мгновения людей, лица которых, вроде бы, казались такими знакомыми и в то же время такими одинаковыми и потому неузнаваемыми до конца. Митя, кажется, налегал на водку, хотя я не особенно за ним следила. В такой кутерьме даже мне было не совсем до него. Странным образом девушки словно обходили его в эту ночь стороной, словно он заранее сообщил всем, что сегодня он по женским делам «пасс». Впрочем, я знала, что он всего лишь умел их отшивать, когда потребуется. Он вообще не любил навязчивых и предпочитал скромных, воспитанных в лучших традициях патриархата девочек из приличных семей, умеющих сохранять свое достоинство при любых обстоятельствах. Со всеми прочими он мог быть даже чрезмерно груб, так что иной раз мне даже становилось стыдно за него перед окружающими. В какой-то момент я потеряла его из виду довольно на долгое время. Вдруг за руку меня тронул Митин друг, Антон, которому принадлежала квартира.

— Слушай, Димке там плохо. Тебя зовет. Он в большой ванной, которая рядом со спальнями. Найдешь?

— Конечно. Перебрал что ли?

— Похоже на то.

«27 лет, а ума нет» — пронеслось у меня в голове, и я двинулась через плотную толпу, находящуюся в непрерывном броуновском движении, на другой конец квартиры. Дверь в ванную комнату была заперта, и я постучала.

— Кто там? — раздался Митин голос.

— Это я.

Щелкнул замок. Окрылась дверь. В проходе стоял Митя с какой-то хищной усмешкой на губах и с таким безумным беспощадным взглядом, что я даже несколько содрогнулась при виде его. Его модный узкий галстук был расслаблен и болтался наперекосяк, пуговицы белоснежной приталенной сорочки расстегнуты до талии, а рукава закатаны по локоть, волосы находились в звероподобном беспорядке, и вообще всем своим обликом он походил на огромного дикого, потрепанного, взбесившегося, голодного и при этом злорадно оскалившегося в ухмылке пса.

— Что это с тобой, — едва успела вымолвить я, как Митя вдруг грубо сгреб меня в объятья, одновременно защелкивая за мной дверь на замок, и жадно впился в мои губы угарным, раскаленным, удушающим поцелуем. От неожиданности и его напора я скорее испугалась, чем успела обрадоваться, и попыталась вырваться, чтобы не задохнуться. К тому же мне действительно было скорее больно, чем приятно.

— Да отпусти же меня! Ты мне больно делаешь! — извиваясь как змея, зашептала я, выкручивая руки из его железных объятий.

— Я хочу тебя, малышка! Я хочу тебя прямо здесь! Иди ко мне, — он жестоко схватал меня за руки, скорее всего оставляя на них синяки, жадно целовал мою шею, щеки и губы, и так крепко прижимал меня к себе, что спину и шею у меня мгновенно заломило от такого захвата.

— Ты с ума сошел! Дим! Дима! Мне больно! Что если кто-нибудь услышит!

— Дурочка, никто не услышит. Музыка всем бьет по ушам, к тому же все упились вдрызг. Дверь я закрыл, — радостно заулыбался он своей самодовольной, слащавой, наглой улыбочкой, которая выражала то чувственное предвкушение, которое его просто дурманило.

Я вдруг вспомнила наш разговор в машине и меня охватила паника.

— Ты, похоже, забыл, о чем ты мне говорил совсем недавно… Я смотрю, совесть старшего брата тебя больше не мучает?

Словно не слыша моих слов, он бесцеремонно провел горячими ладонями по моим бедрам, мягко поднимая подол бессовестно короткого, переливающегося бриллиантовым блеском кристаллов Сваровски, платья. Его руки нежно и настойчиво поглаживали мои бедра, крепко обтянутые шелковистыми чулками с кружевной каймой, и попку, едва умещающуюся в крошечных полупрозрачных трусиках. Он склонился к моим губам, настойчиво требуя поцелуя и уже запуская под трусики ловкие пальцы.

— Митя… , — еле выговаривала я на выдохе, уже возбужденная до предела одной его разнузданной внешностью хмельного ненасытного и властного повесы, который творил со мной, что хотел, когда хотел и где хотел, — Я прошу тебя… не надо…

— Сними трусики, зашептал он мне в ухо очень щекотно и горячо, обжигая мою шею сладостными, влажными, ненасытными прикосновениями языка и жгучими укусами. Он отошел от меня на пол-шага, давая мне возможность исполнить его требование, но я колебалась.

— Послушай, ты пьян! Ты поэтому себя так ведешь! Ты завтра будешь винить меня во всем! Или сбежишь на край света, потому что тебе будет стыдно посмотреть в глаза маме с папой и друзьям! — выдала я на одном дыхании в отчаянной попытке спасти нас обоих.

Он прижал меня нижней частью живота к массивному мраморному туалетному столику, потерся об меня своим вздыбившимся членом, нежно погладил пальцами щеки, шею, тронул уголки губ, подбородок и часто вздымающуюся грудь, заставив меня содрогнуться от возбуждающего озноба.

— Плевать я хотел на всех, малышка. Пле-вать! Ты сводишь меня с ума каждую секунду! Я больше ни о чем думать не могу, кроме твоей сладкой киски и нежных губок. Я сегодня весь день только и думал о том, как бы тебя затащить куда-нибудь и отделать.

Его вульгарные признания дурманили мой разум, превращая мою волю в воск, из которого он мог лепить что угодно. Он влажно тронул губами мои губы, один раз, второй, третий, пока я не потянулась к его рту за новой порцией ласки. Тогда он отстранился, глядя мне в лицо с победоносным видом самца и вкрадчиво произнес:

— Мы с тобой отличная команда лжецов, по-моему. Ты просто восхитительна, когда лжешь, выкручиваешься и играешь роль порядочной сестрички. Я больше не могу этому противостоять. Понимаешь? — Его губы и язык вскользь коснулись моих, а потом он вдруг беззвучно захохотал, — Я просто обалдел, когда мама по телефону выдала мне эту душещипательную историю про рок-музыканта. Ты это сама придумала?

Я залилась краской и смущенно молчала, лишенная физических и моральных сил, чтобы сопротивляться. Его бедра тихонько двигались, вызывая неописуемое ощущение горячего потока, струящегося от промежности и захватывающего все тело, превращая буквально каждый участок кожи в эрогенные зоны, по которым бегали миллиарды электрических разрядов.

— Скажи, что хочешь меня, киска… , — прошептал он, снова отстраняясь.

— Я хочу тебя, — срывающимся шепотом пробормотала я.

— Тогда сними трусики…

Он приподнял серебристые складки платья почти до середины живота. Я, вся дрожа от возбуждения и волнения, слабыми непослушными руками стала стягивать с себя трусики, пока он смотрел, как обнажается вожделенный участок моего тела. Когда я слегка наклонилась, чтобы спустить трусики до конца, он нежно обхватил меня за шею и тихонько ткнул меня лицом в свою обнаженную гладкую мускулистую грудь. Вид его загорелой упругой кожи, его темных сосков так меня возбудил, что я стала с жадностью облизывать и гладить дрожащими ладошками его шею, грудь, живот, спуская с его широких плеч рубашку и постепенно опускаясь на колени. Он властно смотрел на меня сверху вниз, ласково поглаживая мои волосы, но когда я расстегнула его брюки, выпуская наружу его огромный член, он заставил меня подняться, снова жадно притянул к себе, а потом одним махом посадил на холодную мраморную поверхность туалетного столика.

Он расстегнул сзади молнию на моем платье, и бретельки безвольно упали с плеч, обнажая мои пухлые груди с маленькими вздыбившимися сосками. Он облизал и засосал один, потом второй сосок, беззастенчиво и откровенно массируя мои груди, то крепко сжимая их в руке целиком, то ритмично поглаживая. Я чувствовала, как между ног у меня все горит от нахлынувшей влаги.

— Я съем тебя, киска моя, — он упивался вкусом и запахом моей кожи и, вдоволь насладившись моими раскрасневшимися от его страстных укусов сосками, склонился ниже, заставив меня отклониться назад и расставить согнутые в коленях ноги. Его рот крепко прижался к моей пульсирующей горящей киске и язык чувственно принялся скользить по упругому вздыбившемуся бугорку. Но он не мог уже больше сдерживать себя, поэтому, резко поднявшись, он притянул меня к себе и, крепко подхватив меня под попку, вошел в меня одним мощным толчком. Я была такой влажной и обезумевшей от возбуждения, что нервно вздрагивала при каждом его толчке. Мы молча и неистово сотрясались в бешенном темпе, то впиваясь друг другу в губы, то обессиленно откидываясь назад, чтобы крепче соединиться друг с другом. Мы с трудом подавляли упоительные стоны, опасаясь, что кто-нибудь услышит нас; а чтобы не задохнуться, Митя иногда слегка менял темп, и это только сводило меня с ума еще больше.

В какой-то момент, я изо всех сил обхватила его ногами и прижалась к нему взмокшей попкой, почти затаив дыхание от неописуемого охватившего все тело фонтана наслаждения. Я чувствовала, как внутри меня пульсирует его огромный член и исторгает в меня горячую влагу, которая течет по моим ягодицам. Мы расслабились в блаженном изнеможении и счастливо рассмеялись, испытывая невероятную легкость после такого томительного напряжения. Его тяжело вздымающаяся мощная грудь была такой восхитительно красивой и притягательной, его приоткрытые влажные губы обдавали меня струями горячего страстного дыхания и я в порыве неконтролируемой нежности прижалась к этим губам своими губками, а кончиками пальцев нежно погладила его гладкую кожу на груди, под которой перекатывались крепкие мускулы. Он обнимал меня одной рукой, едва касаясь талии, а другой крепко опирался о столик. Я чувствовала, что он весь вымотался. Когда наше объятье прекратилось, и мы стояли рядом, пытаясь отдышаться, довольные и немного смущенные тем, что только что творили, я вдруг ужаснулась:

— Мы же не предохранялись!

— Ничего, малышка. Я дам тебе таблетки. Примешь по инструкции. Все будет в порядке. Только больше так делать не будем. Я просто не смог сдержаться, прости…

Он нежно поцеловал меня в щеку. Я вдруг почувствовала невероятное чувство стыда и страха, вспомнив, что совсем близко за дверью находится столько людей, которые могли бы быть просто повержены в шок нашими действиями, которые осудили бы нас и испытали бы к нам отвращение, если бы все узнали. Ведь нам предстояло теперь вернуться в эту толпу, а мне казалось, что по страстному пожирающему взгляду Мити, по его необузданно-самоуверенной манере держаться со мной, а также по моему трепетно — восторженному отношению к нему все сразу догадаются о нашей с ним близости. Митя небрежно сбросил рубашку и, пока он умывался, я взволнованно взглянула в зеркало, пытаясь прочесть в своих чертах что-то кричащее о моем грехопадении, что-то такое, что мгновенно выдаст меня окружающим со всей подноготной. Но ничего такого уж необычного во мне не было. В угловом шкафчике, к счастью, нашелся годовой запас влажных салфеток, и я, смущаясь, привела себя в порядок. Потом застегнула и оправила платье, машинально потянулась за лежавшей на туалетном столике расческой и пригладила пышные волосы, слегка поправила макияж и взглянула на брата. Хладнокровно и непринужденно он застегнул пуговицы на рубашке, строго затянул галстук, поправил ремень на плотно облегающих крепкие бедра брюках, пригладил роскошные холеные волосы, слегка влажные и дерзко взъерошенные как у задиристого подростка, поднял с банкетки свой пижонский пиджак итальянского покроя и, оценивающе взглянув на меня, усмехнулся:

— Если ты будешь так соблазнительно закусывать губу, мы никогда отсюда не выйдем и нас точно разоблачат.

Он выглядел таким спокойным, словно его ничто не волновало, в то время как я дрожала как заяц при одной мысли о том, что сейчас придется смотреть в глаза своим знакомым и друзьям.

— Выходи ты первый. Мне нужно привести себя в порядок.

— Ладно. Пойду попрошу аспирин у Антона для алиби. Увидимся, — он тронул мою бретельку, и я вздрогнула от его прикосновения, — Да я просто поправил, — невинно улыбнулся он и вышел, закрыв за собой дверь.

Я перевела дух, прошлась по комнате и присела на край ванны, стараясь собраться с мыслями и успокоиться. К горлу вдруг снова подкатил комок. Почему-то появилось уже знакомое чувство, что он снова мной воспользовался и бросил одну. Может, это были всего лишь мои детские ощущения беспомощности, наивности, незащищенности, которые не испытывают девушки более опытные и зрелые в подобной ситуации. Они просто берут, что хотят, от мужчины, и не мучают себя сомнениями. Только я ничего не могла с собой поделать. В низу живота чувствовалась ноющая боль, мышцы ног ныли от утомления, на руках от Митиных железных захватов, кажется, уже начали проступать синяки. Мне стало так жалко себя, что я едва сдержала слезы. Боже мой, только не плакать! Еще не хватало появиться у всех на виду с размазанной тушью! порно рассказы Интересно, неужели он то же самое делал со всеми этими милыми воспитанными умненькими девочками в строгих блузочках, которые деликатно и так по-светски беседовали с нашими родителями в гостиной, учтиво расхваливая мамино печенье и интересуясь папиным мнением на различные политические темы? Я вдруг ясно представила себе Катю в ванной брата на третьем этаже, точно также сидящей на краю ванной и готовой заплакать, как я, тогда как Митя, довольный и веселый, спускался на кухню утащить чего-нибудь прохладительного из холодильника и поболтать с папой. И в итоге он их бросал… беспощадно и хладнокровно… терпеливо выслушивал их слезливые мольбы, а потом выключал телефон, когда надоедало слушать… Боже! И это мой брат?! Почему я не задумывалась раньше, что он такой?! Почему я на нем так помешалась?

Я взглянула на себя в зеркало. Я была такой восхитительно-прекрасной, юной и трогательной. Зачем я придумала себе такие мучения, если могла жить как все нормальные девушки, найдя себе милого нежного парня? Вдруг кто-то дернул ручку двери.

— Да? — взволнованно выкрикнула я.

— Занято что ли? — проворчал чей-то голос.

— Сейчас выхожу! — я судорожно стала приводить себя в порядок, немного освежилась и хотела было надеть трусики, но нигде их не нашла. В панике я осмотрела всю комнату, но их нигде не было! С ужасом я представила, как их потом найдут хозяева где-нибудь на шкафчике, под раковиной или уж я не знаю где… Или, может быть… У меня закралось ужасное подозрение. Неужели их взял Митя?! Что за бред! Он совсем умом тронулся! Нельзя же так заигрываться ролью распутника! Издевается он что ли! Мое платье было всего сантиметров на 15 ниже ягодиц, а я вообще-то была не из тех, кто любит эпатировать публику, сверкая своими обнаженными прелестями. Я еще раз осмотрела комнату, но, ничего не обнаружив, вышла, чуть не столкнувшись в дверях с какой-то подвыпившей девушкой.

В комнатах все шло своим чередом. Казалось, что все настолько погружены во всеобщую вакханалию, что совершенно меня не замечают. Я стала протискиваться сквозь толпу в сторону кухни, где, как мне казалось, скорее всего мог быть Митя. Именно там я его и обнаружила в окружении шумной компании парней. Они громко смеялись, что-то рассказывали друг другу наперебой, активно жестикулируя и сдабривая свои незамысловатые хмельные истории матом. Он заметил меня сразу, как только я вошла, едва заметно прищурив глаз и приподняв уголок губ в сладострастной усмешке. Я решительно подошла к их кружку. Рассказчики умолкли и с любопытством уставились на меня. В общем-то это было не простое любопытство, а пьяное плохо прикрытое вожделение, которое обычно они прятали за маской строгой интеллигентности и почтительности к сестре друга.

— Привет, Марин. Шикарно выглядишь, — выдал кто-то справа от меня слегка заплетающимся языком, но я не решилась посмотреть в его сторону, небрежно бросив «Спасибо», и обратилась к Мите без заминок:

— Нам нужно поговорить.

— О чем? — изображая искреннее удивление протянул он. В его глазах промелькнул бесовский огонь. Теперь я была уверена, что он просто издевается надо мной! Я нервно облизала пересохшие губы, стараясь изо всех сил сдержать дрожь в голосе:

— Я хочу домой.

— Что? Так рано? — убедительно недоумевал он.

Я взглянула на свои тонкие часики из белого золота с бриллиантами.

— Уже почти пять. Это не рано. К тому же мне тут надоело.

Вмешался Антон.

— Мариш, ну ты чего! В прошлом году до 7 зажигали! Тебя что ли кто-то обидел?

— Нет, конечно. Просто голова болит.

— Так выпей аспирину на пару со своим алкоголиком-братцем!

Митины друзья расхохотались удачному замечанию, а сам Митя наблюдал за нашим разговором с полным равнодушием, вальяжно потягивая шипучий аспирин из увесистого хрустального стакана для виски.

— Дим, давай поговорим, пожалуйста! — Димой я называла его только тогда, когда сердилась, и он об этом знал.

— Ладно, сестричка! Разговор так разговор! Пошли хоть потанцуем что ли! — фамильярно грубовато сцедил он, допивая до дна шипучку. Своим приятелям он скорчил недоумевающую мину, картинно разведя руками, и пошел вслед за мной в другую комнату. Я надеялась найти место потише и побезлюднее, но он поймал меня за руку в зале и развернул к себе. Его рука легла на мою талию, другой он деликатно сжал мою ладошку, держась от меня на достаточно почтительном расстоянии, чтобы не вызвать никаких подозрений. Я совершенно не была настроена танцевать, к тому же музыка здесь была слишком громкой, чтобы можно было нормально поговорить. Вместо того, чтобы положить руку к нему на плечо, я слегка уперлась ладонью в его грудь и, стараясь перекричать музыку, рассерженно воскликнула:

— Может, хватит уже!

— Мы только начали! Может же сестра мне подарить всего один танец! О! Медляк пошел!

Его притворная безмятежность просто вывела меня из себя и я зло рванулась из его объятий.

— Хватит уже, Дима! — прошипела я, стараясь выкрутиться и при этом не привлечь лишнего внимания окружающих.

— Если ты будешь продолжать в том же духе, мы будем похожи на поссорившуюся влюбленную парочку, — усмехнулся он, ловко закручивая меня в танце так, чтобы мне пришлось ему повиноваться, если я не хотела упасть. Я сдалась, опасливо поглядывая по сторонам, и постаралась поймать его ритм.

— Тебе нравится постоянно пугать меня разоблачением, да?

— Вовсе нет. Думаю, ты догадываешься, что я и сам его боюсь.

— Ты? Боишься? Вот уж едва ли! Если бы ты хоть чего-нибудь боялся, ты не взял бы мои… мои… В общем, верни мне то, что взял! — злобно зашептала я ему в лицо.

Он искренне развеселился и продолжал эффектно кружить меня в танце, насколько это позволяло огромное количество народу.

— Дим! Ты точно пьян! Ты понимаешь, что кто-нибудь может это заметить!

— Если ты не собираешься плясать рок-н-ролл, то никто не заметит, — засмеялся он, немного смягчаясь, — Ладно тебе. Я просто хочу с тобой потанцевать. Ты такая красивая. Хочу, чтобы все нас видели вместе и завидовали.

— Ничего хорошего нет в том, чтобы все завидовали. Случись с нами что-то нехорошее, завистники тут же отвернутся от нас.

— Я не виноват, что ты у меня такая красавица, и что все парни в этой комнате хотят тебя, а все девушки завидуют тебе.

— Ты преувеличиваешь!

— Да ладно! Ты роскошная, богатая, юная, избалованная девчонка! Думаешь, у всех есть такой капитал?

— Надо полагать в таком случае, что все присутствующие девушки хотят тебя, а все парни завидуют тебе?

— А то! — его глаза сверкнули упрямым самодовольством и едва сдерживаемой страстью.

— Ты как ребенок, честное слово!

— За то ты такая взрослая и умная, сладкая моя!

Мы танцевали, пока не закончился медленный танец. Тогда Митя остановился и, задумавшись на секунду, вдруг выпалил:

— Слушай, а давай уйдем отсюда прямо сейчас!

— Гениальная идея, — язвительно пробормотала я и тут же направилась в прихожую, где с величайшим трудом отыскала свою шубку и сапожки. Митя немного задержался, чтобы попрощаться с Антоном, а потом нагнал меня у самой двери. В лифте я напомнила раздраженным шепотом:

— Верни мне мою вещь!

— Какую именно? — изобразил он святую невинность. Лифт стремительно спускался вниз, и я, опасаясь, что придется выйти на улицу без нижнего белья, нажала на «стоп». Митя повернулся ко мне, сверля коварным взглядом:

— Ты уверена, что хочешь застрять со мной в лифте без трусиков? — его так и подмывало на всякие пошлости, видимо, он снова был в ударе. Мне было и ужасно обидно, и смешно, и страшно, что он опять на меня накинется. Он еще раз нажал на «стоп» и снова на первый этаж. Я поняла, что всякие уговоры бесполезны и мне придется смириться.

Мы быстро отыскали припаркованный во дворе дома микроавтобус с безмятежно спящим в нем водителем, постучали в стекло, водитель встрепенулся, дверь плавно отъехала.

— Все что ли? — спросонья спросил он.

— Да нет еще. Мы еще в одном месте хотим потусить. Отвезите нас к гостинице Б., а потом возвращайтесь сюда, развезете остальных, когда потребуется.

Митя подал мне руку, я забралась в салон и села рядом с выходом, он же пролез на самое последнее сидение и позвал к себе. Я тягостно вздохнула в предвкушении чего-то нехорошего. Он пропустил меня к окну и сам сел поближе, чтобы нас не было видно за спинками впереди стоящих сидений. Машина тронулась, Митя развернул мое лицо к себе, положив теплую ладонь мне на щеку, и нежно тронул мои губки своими. Потом он обхватил меня одной рукой за плечо и уютно притянул к себе. Ехать так с ним было очень приятно, но я ловила себя на том, что никак не могу расслабиться, и мое сердце тревожно трепещет в груди, ощущая близость его сильного, страстного тела. Он стал нашептывать мне на ушко какие-то забавные шуточки о гостях с вечеринки и последние новости о наших знакомых, а я невольно смеялась как-то неестественно звонко и кокетливо. Я знала, что это он на меня так действует. Рядом с ним я становилась какой-то более женственной и сексуальной.

— На какую мы, кстати, едем тусовку? — вдруг вспомнила я о цели нашей поездки.

— Да в Б. идет банкет… , — неуверенно и как-то нехотя вымолвил он.

— И ты уверен, что он до сих пор не закончился?

— Я очень надеюсь, что закончился, честно говоря, потому что я хочу просто снять люкс и застрять там с тобой на пару дней, — улыбнулся он непринужденной улыбкой, трогательно поправляя мои волосы и лаская взглядом мое лицо, губы и полуобнаженную грудь, приоткрывшуюся из-за роскошного мехового воротника. Не зная, как реагировать на такое, я только растерянно хватала ртом воздух.

— Ты… ты с ума сошел? На пару дней?! А что мы скажем всем?

— Родителям позвоним днем, скажем, что остались у кого-нибудь в гостях, а перед остальными мы не обязаны отчитываться.

Шокированная подобным его намерением, я растерянно и озадаченно уставилась прямо перед собой и вдруг обратила внимание, что водитель с явным любопытством подозрительно поглядывает на нас в салонное зеркало заднего вида. Я машинально в страхе слегка отстранилась от брата.

— Водитель смотрит на нас, — прошептала я, слегка повернувшись к Мите.

— Да фиг с ним, — небрежно бросил он, но больше не стал прижимать меня к себе.

— Думаешь, мы сможем так? — снова прошептала я, чувствуя, что на меня наваливается удушливое отчаяние.

Он ответил не сразу, и как мне показалось по его напряженной позе, что-то все-таки терзало и его. Потом он посмотрел на меня внимательно и серьезно и с дерзким вызовом ответил:

— Мы сможем. Согласись, что, раз преступив законы морали, учишься искать компромиссы с собственной совестью.

— Значит, у тебя все же были сомнения? — неуверенно спросила я.

— Шутишь? По-твоему, я полное ничтожество? Мерзкий развратник, бессовестно совращающий свою юную сестру и при этом даже не задумывающийся над тем, что совершаю?

— Я не знаю… Ты… Ты всегда ведешь себя так уверенно…

Он хмыкнул.

— Да ты тоже, вроде, не робкого десятка.

Честно говоря, я как-то не думала, как я выгляжу со стороны. Внутренне я так содрогалась от страха и стыда, что вполне естественно было для меня думать, что все это проявляется и снаружи. Я хотела ему возразить что-то, но машина плавно подкатила к сверкающему входу в гостиницу.

— Приехали, — безучастно объявил водитель и раскрыл дверь.

Мы молча вышли. Я огляделась. Вовсю валил снег, покрыв застывший московский пейзаж белоснежным кружевным флёром, сквозь который то тут, то там робко и таинственно мерцали огни города. Под ногами скрипел снег. Митя взял меня под локоть, в уверенном темпе увлекая в теплые сверкающие роскошью интерьеры отеля. Люкс был свободен, и через 10 минут мы уже поднимались в номер на оглушающем своим беззвучным ходом скоростном лифте, а потом бесконечно долго брели по пустынному коридору по мягкой кремовой ковровой дорожке, пока не дошли до шикарных двустворчатых дверей нашего номера. Внутри было свежо и необыкновенно волшебно. В центре огромной залы стояла роскошная мерцающая мириадами бликов натуральня елка, душистая и сказочная, как образ из детского сна. Рядом с елкой поблескивала золотистая стойка на ножке с ведерком для шампанского с торчащим из него золотым горлышком бутылки, от которого валил ледяной пар. В великолепно обставленном номере стояла такая восхитительная тишина, что страшно было ее нарушить любым звуком. Разве что легкое шуршание нечаянно побеспокоенных прикосновением елочных веток и тончайший звон елочных игрушек могли быть достойным аккомпанементом этой божественной тишине.

— Нравится? — раздался откуда-то издалека голос Мити, который тут же вернул меня к реальности.

— Тут просто восхитительно! — воскликнула я восторженно, разом позабыв все свои страхи и сомнения. Он подошел сзади, обнял меня и поцеловал в шею.

— Давай шубу, — его руки ловко подхватили мой полушубок. Он разделся сам, повесив верхнюю одежду в шкаф, горделиво прошелся по комнате, оценивая обстановку. Потом повернулся ко мне, глядя выжидающе и оценивающе. Я чувствовала себя неловко и растерянно. Я даже не знала, что думать обо всем этом. Митя подошел к массивному, но изысканному кожаному креслу, уселся в нем вальяжно, закинув одну ногу на колено и подперев рукой голову. Его восхитительно облегающий спортивное потрясающе сложенное тело дорогой костюм, слегка расстегнутая на груди белоснежная рубашка, отливающий дорогим блеском кожаный ремень, туго очерчивающий крепкий подтянутый стан, его красивые чувственные руки с длинными пальцами взбудоражили во мне инстинкты.

— Устала?

— Я… даже не знаю… , — еле выговаривая слова от накатившего волнения, ответила я.

— Я замучил тебя сегодня, — казалось, сочувственно произнес он, — Не бойся, я не всегда такой беспощадный, — на его картинно рельефных чувственно сочных губах проступила усталая усмешка.

Он словно выжидал чего-то, желая увидеть, как поведу себя я, если мне предоставить полную свободу выбора. Я разом вдруг вспомнила все наши объятья, вздохи, прикосновения и подумала, что раз мы все-таки здесь, то почему бы не броситься в этот омут.

Я прошлась по комнате, выглянула в окно, за которым снегопад жадно поглощал обрывки кремлевских стен, подошла к Митиному креслу сбоку, уперлась коленом в подлокотник и положила руку на спинку в поисках опоры. Брат небрежно откинул руку и провел по моим ножкам в шелковистых полупрозрачных чулочках тыльной стороной ладони, нежно поиграв пальцами тонким краешком подола. Его рука скользнула под юбку, и кончики его пальцев так мягко тронули мои горящие от возбуждения половые губки, что по всему телу прошли электрические разряды, из-за которых я ощутила непреодолимую слабость в коленях. Его горделиво прекрасное лицо было непроницаемо спокойно, когда его пальцы томительно медленно заскользили по моей влажной горячей промежности, а я вся содрогнулась от охватившего меня блаженства, невольно закрывая глаза, и судорожно вцепляясь в спинку кресла побелевшими

от напряжения пальцами. Свободной рукой он приподнял короткую юбочку, придвинулся ко мне ближе и, продолжая меня ласкать, смотрел, как податливо и сладостно маняще раздвигаются горячие лепестки моей плоти навстречу его упоительно, непристойно и уверенно движущимся пальцам. Не в силах сдержаться, я издала невольный тихий стон. Он нежно тронул влажными губами мой живот, лобок, складочку между половыми губками, дразня задев языком клитор и заводя чувственные пальцы в мою сочащуются узкую щелку. Я шумно вздохнула и подалась вперед, к нему, но он развернул меня к себе спиной, нежно поглаживая и горячо целуя попку, ляжки и снова и снова проводя пальцами по моему сочному бутончику и пухлым лепесткам. Забыв про смущение, я робко задвигала бедрами, чтобы интенсивнее потереться о его руку, но он вдруг ее убрал, снова вальяжно откинулся на кресло и как ни в чем не бывало спросил:

— Хочешь шампанского?

Я задыхалась от возбуждения, вся пылая и вздрагивая, чувствуя, как пульсирует моя горячая щелка и клитор, как набухли мои груди. Я нетерпеливо повернулась к нему, чувствуя, что беспомощно сгораю от стыда и желания под его беспощадным изучающим взглядом, и глотая комок в горле, дрожащим голосом произнесла:

— Я хочу тебя…

Он не отвечал, такой жестоко равнодушный и задумчиво внимательный, что мне хотелось закричать от обиды и унижения. Вся дрожа, я прошептала, не глядя ему в глаза:

— Я хочу еще… пожалуйста…

Он усмехнулся, ехидно глядя на меня снизу вверх, откинув назад голову:

— Моя ненасытная сестренка… Вообще-то уже почти 7. Может, стоит поспать?

— Что? — не веря его словам, негодующе воскликнула я, готовая в любую секунду или расплакаться или броситься на него с кулаками.

— А то, что я невыносимо устал, малышка, — произнес он до боли убедительным изможденным голосом.

— Но ты… Ты… , — я отпрянула от кресла, задыхаясь от возмущения и отчаяния, — Я не могу так спать! Я не засну!

— Прими прохладный душ, — посоветовал он, поднялся и, равнодушно оставив меня позади, пошел в спальню, на ходу снимая пиджак и расстегивая рубашку.

— Знаешь что! Ты… ты просто свинья! — злобно выпалила я, не в силах больше терпеть его издевательскую игру, — Ты бесчувственный, наглый, подлый, отвратительный! Ненавижу тебя!

Он резко обернулся.

— Ах, вот как… Тогда ты — маленькая, глупая похотливая, развратная девчонка, — насмешливо бросил он и, подойдя ко мне, схватил меня за руку и толкнул на постель. Я села, уставившись на него в немом изумлении. Он расстегнул брюки, достав свой член, приблизился ко мне вплотную, взял меня за подбородок и, уничижающе глядя в мои глаза, ткнул вздыбившимся членом мне в лицо. Полы его рубашки разошлись, обнажая восхитительный крепкий торс и вызывающе яркого дракона внизу живота.

— Я не буду! Я не хочу! — выпалила я, но он взял свой член и провел головкой по поим губам, при этом снова поймав мое лицо за подбородок и не позволяя увернуться. Он был такой горячий, пульсирующий и приятно гладкий. Я приоткрыла губки, обхватив головку и проводя по ней язычком. По красивому телу Мити словно прошел электрический разряд. Это было так упоительно сладостно, что я закрыла глаза и вся отдалась ласке. Он продолжал придерживать мое лицо, нежно прижав ладонь к моей щеке и не позволяя захватывать его член слишком глубоко, чтобы хорошо видеть, как я его ласкаю. Его бедра едва заметно стали двигаться, и от упоения я нетерпеливо заерзала, быстрее задвигав язычком. Вдруг Митя весь содрогнулся и отстранился от меня, тяжело дыша.

— Черт, ты так сведешь меня с ума, Маринка, — он улыбнулся, — Быстро учишься.

— Было бы чему, — съязвила я, чтобы задеть его самолюбие хоть чем-то. Он хмыкнул. Снял рубашку, бросил ее на ближайшее кресло, обошел кровать сбоку, спустил брюки и элегантные боксеры, сел и снял носки. Наблюдая за ним с раздражением и полным пониманием того, что я нахожусь в его полной власти, я заметила, что он ничуть не смущается собственной наготы, поэтому его движения выглядят естественно, красиво и величаво. Он встал и одним движением отбросил покрывало, обнажая вызывающе алые простыни.

— Ого, очень мило, — заметил он и вальяжно разлегся по центру постели на многочисленных алых подушках. Я продолжала сидеть, тяжело дыша от переполнявшей меня бури эмоций.

— Иди сюда, — наконец проговорил он нежно. Я обернулась к нему. Он был невыносимо притягателен, и я готова была поступиться всей своей гордостью ради того, чтобы это восхитительное тело доставило мне то наслаждение, о котором я так давно грезила каждую секунду своей сознательной жизни. Я повернулась и, встав на колени, скользнула к нему, как робкая кошечка в поисках нежности и поощрения. К моему удивлению, он не двинулся, не потянулся ко мне, поэтому мне пришлось склониться к нему, чтобы получить сладостный долгий поцелуй. Приподнялся он только для того, чтобы снять с меня платье, пока я, как послушная девочка, вытягивала вверх руки, оставшись в одних только чулках. Он нежно потер соски на обеих моих грудках, а я, вся трепеща и содрогаясь, тронула его вздыбленный член, стараясь прикинуть, какого же он размера, и, насколько я могла судить, он был действительно большой. Мне снова захотелось обхватить его губками и потереть язычком, но между ног у меня все так пылало от неудовлетворенной страсти, что я едва могла выдерживать эту пытку. Словно прочитав мои мысли, Митя сел на постели, притянув меня к себе, жадно и нетерпеливо целуя в губы, нежно сжимая мои груди, поглаживая мою кожу и шепча на ухо:

— Сядь на меня.

Я повиновалась и, чувствуя, как подрагиваю от слабости, попыталась сесть на его член. Митя не помогал мне на этот раз, он только жадно целовал мои грудки. Моя щелка стала такой узкой от возбуждения, что у меня никак не получалось полностью впустить его в себя. Моя неловкая робкая борьба, кажется, позабавила брата и он насмешливо засмеялся, терпеливо поглаживая мои бедра и попку.

— Может, ты сам? — пылая, пробормотала я. Он поймал мой ротик губами, его язык стал толчками проникать между моих губ и я стала двигать бедрами в том же темпе. Наконец я ощутила, как он погрузился в меня до конца, до боли, от которой стало невыносимо упоительно и жарко. Я нетерпеливо заерзала на нем, пока он продолжал распалять меня горячими влажными поцелуями и нежными укусами. Боже, это было так нестерпимо медленно и долго! Мне хотелось, чтобы он грубо оттрахал меня как тогда, в моей комнате или в ванной. Мне казалось, что я тогда смогу кончить всего за несколько секунд! Но Митя не торопился делать резкие движения, предоставив мне всю свободу действий. Я ухватилась за спинку кровати и попробовала скакать на нем, но с непривычки это получалось как-то неловко, и я быстро устала.

— Пожалуйста, помоги мне… Я устала, — задыхаясь попросила я.

Он томно рассмеялся.

— А меня все устраивает, малышка!

— Ты опять издеваешься! — чуть не плача, застонала я, и пихнула его в грудь вспотевшими ладошками.

— Над тобой грех не поиздеваться!

— Ах, так! Тогда вот тебе! — я попыталась слезть с него, всерьез решив отправиться в ванную комнату, чтобы там, взаперти, самостоятельно довести себя до блаженства и спокойно принять душ, но он ловко ухватил меня и, перевернув на спину, оказался сверху. Его лицо сияло от самодовольства и полного осознания победы. Я дернулась. Его член все еще был во мне, и я просто вся трепетала от нетерпения и страсти. Наконец он задвигался во мне так медленно, мучительно и так сладострастно, все больше заводя меня, что из моих губ стали вырываться сначала невольные звучные вздохи, а потом нежные стоны. Потом толчки его стали такими сильными, что я чуть не вскрикнула от боли, но она скоро прошла, и я тоже задвигала попкой навстречу этим толчкам. Одним сильным рывком он закинул мои беспомощно согнутые ноги еще выше и стал проникать в меня грубее и чаще, ускорив темп до такой бешенной скорости, что наши тела практически превратились в одно целое. Я стонала и извивалась, как змея, ощущая, как внутри нарастает неумолимая волна наслаждения. Больше всего на свете я боялась, что он остановится и я упущу эту безумную волну, но он не остановился, и, вся сотрясаясь от вожделенного блаженства, я бессильно ослабла в его объятиях. Он задержался всего на мгновение, все также жадно целуя меня в губы, и продолжил двигаться спокойнее и нежнее. Я с некоторым страхом поняла, что он еще не кончил, а я уже вымотана до предела. Он заметил мое измученное состояние, вышел из меня и нежно перевернул меня на бок.

— Слабачка, — иронично упрекнул он и нежно задышал мне в ухо, целуя мочку, шею, плечо. Я блаженно вытянула уставшие ноги, а он вошел в меня сзади, крепко обхватив мой стан и жадно сжимая грудь, и снова стал врываться в меня грубыми нетерпиливыми толчками. Наконец я ощутила, что все его тело напряглось до предела, его член мощно увеличился внутри меня и упруго запульсировал, извергая горячую влагу. Он прерывисто и пылко задышал мне в затылок, тяжело сжимая меня в объятиях, почти удушая. Я с облегчением расслабилась, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой, но Митя, отдохнув пару минут, вдруг снова перевернул меня на спину. Он навис надо мной и стал жадно, нежно, беспощадно целовать мои губы, лицо, шею, соски, пожирая меня восхищенным, пылким взглядом.

— Я никогда не смогу тобой насытиться.

— Я едва дышу! Если ты все время будешь таким, я просто не выдержу.

Он рассмеялся чуть слышно и, чмокнув меня в лоб, добавил:

— Ничего. Привыкнешь.

— О! Теперь я, кажется, хочу шампанского!

— Ммм… Самое время… Он встал и, не прикрываясь, грациозно играя мускулами, отправился за бутылкой и бокалами. По дороге он еще достал что-то маленькое из своей барсетки, оставленной на журнальном столике.

— Держи! — ко мне в руки полетела маленькая коробочка. Это были противозачаточные таблетки, — Прими одну сейчас, одну через 48 часов. Но больше никакого незащищенного секса.

— Как скажешь, босс! — как-то невесело хмыкнула я себе под нос, достала таблетку и проглотила.

— Что ж… За нашу тайну! — вдруг посерьезнев, воскликнул Митя, протягивая мне полный бокал и слегка приподнимая свой.

— Да, — едва смогла выговорить я, ощутив неожиданно подкативший страх и тошнотворное чувство вины. Я осушила бокал залпом и без сил свалилась на простыни.

— Надо принять душ.

— Я не могу.

— Стыдно быть грязнулей.

— А я буду.

— Нет, не будешь! — он потянул меня за руку, чтобы поднять.

— Ты опять начнешь приставать ко мне в душе?

— Очень хотелось бы, но скорее всего нет, потому что я сам без сил. Надо хорошенько выспаться.

Он за руку повел меня в ванну.

— Вау! Может, примем джакузи? — вдруг оживилась я.

— Завтра примем. Я не собираюсь полчаса ждать, пока она наполнится. Иди сюда.

Мы залезли в душевую кабинку и включили душ. Я едва держалась на ногах, поэтому всем телом просто прижалась к Мите, уткнувшись лицом ему в грудь. Он был намного выше и мощнее меня, к тому же хорошо натренирован — ощущать его силу и тепло было так приятно. Я завороженно смотрела, как струйки воды сбегают по его красивой коже. Он нежно обнял меня и стал поглаживать спину, плечи, руки. Потом обхватил мою голову ладонями и, приподняв к себе мое лицо, заглянул в глаза. Его взгляд был напряженным и серьезным, губы были плотно сжаты, скулы напряжены.

— Все это неправильно, Марин, — устало вымолвил он, — Но я хочу чтобы ты знала. Я люблю тебя. И всегда любил…

Мои губы дрогнули, из глаз потекли горячие струи слез.

— Уже ничего нельзя вернуть назад. Я сама во всем виновата.

— Не надо об этом. У нас есть возможность пару дней ни о чем не думать. Мне надоело бесконечно взвешивать все «за» и «против».

Утром меня разбудил громкий и раздраженный голос Мити. Он с кем-то говорил по телефону в соседней комнате. Сначала я никак не могла сообразить, где я. Сквозь щель между плотно задернутыми шторами пробивался слепящий глаза солнечный луч. Он же заставлял гореть огнем каждую игрушку на огромной новогодней елке. На пушистом ковре рядом с кроватью валялось мое платье. На прикроватной тумбочке лежали золотые часы брата, поблескивающие теплым желтым светом от непогашенного прошлой ночью торшера. На часах было n—44. Я еле нащупала выключатель, с трудом продирая глаза.

— В какой именно? — требовательно допытывал он кого-то, — Во сколько, говоришь, это произошло? Да. Черт. Да не помню я, во сколько лег. Какая разница!

Я нехотя выбралась из постели и, не найдя, чем прикрыться, голой выглянула из спальни в гостиную. Он стоял там, невидящим взглядом упершись в шкаф, в одной руке держа трубку мобильного, ладонью другой руки прикрыв рот. На нем был не завязанный на пояс гостиничный халат и боксеры, волосы были всклокочены со сна и вообще вид был не выспавшийся и какой-то ошарашенный. Заметив меня, он на секунду остановил на мне взгляд и тут же отвернулся, продолжая угукать в трубку.

— Черт, — измученно выдавил из себя он и с силой потер лицо, словно хотел заставить себя немедленно проснуться, — Я через… через час точно буду в аэропорту. Дороги пустые, так что… Да брось! Все нормально…

Я просто не поверила своим ушам, но Митя уже повесил трубку и смотрел на меня с каким-то мрачным и нерешительным видом, словно не знал, что и как сказать.

— Один мой партнер по бизнесу насмерть разбился в Питере на машине в новогоднюю ночь. Вроде, пьяный был. Но там… обстоятельства кое-какие есть нехорошие… Так что мне нужно ехать немедленно.

Он смотрел на меня, но, кажется, не видел. Я закусила губу.

— Когда же ты вернешься?

— Понятия не имею.

Он тяжело вздохнул, мимо меня уверенным шагом направился в спальню и начал быстро одеваться. Весь антураж вчерашней ночной сказки улетучился, словно не бывало. Я тоже оделась.

— Он был твоим другом?

— Это едва ли. На ножах постоянно были. Просто… он по-крупному вложился в мой новый проект. Еле-еле удалось его убедить. Вот дерьмо, — он вдруг стукнул кулаком по комоду.

Таким я его еще никогда не видела и невольно притихла. Мы уже шли по коридору отеля, когда на меня вдруг совсем некстати нахлынули воспоминания о том, что мы делали в ванной, и я невольно покраснела, вспомнив, что он заставил меня шептать ему на ухо. Когда мы вообще легли? Не удивительно, что я чувствую себя как зомби. Отдав ключи на ресепшн и спеша к выходу, Митя, не оборачиваясь, на ходу бросил мне, чтобы я немедленно ехала домой.

— А… что мне родителям сказать? Ну и вообще, если кто еще спросит…

Он резко развернулся прямо перед дверцей такси и раздраженно потер лоб в размышлении.

— Соври, что мы в клубе были… Или… нет, лучше, что у Юрки. Он меня отмажет. Хотя нет… не надо его в это втягивать…

Наши глаза встретились. В моих он точно читал страх и растерянность. Я поверить не могла, что новогодняя ночь, проведенная где-то наедине с собственным братом, может представлять такую сложность. Собственно, это даже не ночь была, а всего несколько часов.

— Водитель ведь знает, где мы были… И еще он мог заметить, что никакой вечеринки тут уже не было… , — онемевшими губами пролепетала я.

Мороз уже начал кусать мне ноги в тонких чулках, солнце слепило глаза, а по спине пробегал озноб. Какое-то время мы стояли друг напротив друга, молча опустив головы. Пустынный город вокруг еще спал после бурной ночи, но куранты на несколько секунд очнулись и недовольно спросонок пробили 12.

— Тогда не надо врать. Скажи, что опоздали на банкет в Б. и сняли номера, чтобы выспаться. Ну и отцу скажи, что я по делам в Питер улетел. Астраханов погиб. Я ему в двух словах рассказывал о нем.

— А… мне нельзя с тобой?

— Марин… Ну, не будь ты ребенком, — раздраженно заметил он, впрочем, потом смягчился, — Я позвоню тебе, когда все улажу. Не думаю, что раньше четвертого… Похороны и все такое…

Я кивнула. Он вздохнул и открыл передо мной дверцу такси.

Так закончились наши с ним новогодние праздники, и мне еще долго казалось, что эти два дня, которых нас лишили обстоятельства, никогда нельзя будет восполнить. С тех пор миновало несколько месяцев. Мы изредка созванивались, и теперь Митя стал более раскрепощенным в наших разговорах. Он шутил и, когда рассказывал про свои дела или выспрашивал что-то обо мне, мне больше не казалось, что он делает это через силу. Правда, его все равно, видимо, мучила паранойя, потому что никакие компрометирующие нас темы мы никогда не затрагивали, и он как-то заметил, что чаще раза в неделю нам созваниваться не стоит. Ведь едва ли брат с сестрой с такой разницей в возрасте могут быть так дружны.

«Ну и черт с тобой!» — обиженно бормотала я себе под нос, всякий раз, когда вспоминала об этом его формальном подходе к общению, — «Просто Штирлиц какой-то! Все у него под контролем!» Хотела бы я быть такой же выдержанной и рациональной. Похоже, он включал страсть только в тот момент, когда ему это казалось уместным и безопасным, а я-то сгорала от нее круглосуточно изо дня в день! Впрочем, в последнее время мама решила вдруг заняться вождением и фитнесом, поэтому не так часто оставалась дома, как обычно. Папа вообще практически не показывал носа с работы. В такие дни я приходила в комнату брата и, ощущая себя бесстыдной воровкой, принималась рыться в его вещах. Среди них были его фотоальбомы со старших классов и за все студенческие годы. В школе и на первом курсе он носил длинные до плеч волосы и был сладостно красив, как херувим, пока его лицо еще не тронула мужественная резкость и величавое хладнокровие. В юности у него был дерзкий взгляд испорченного, самодовольного подростка, слишком рано пресытившегося всеми прелестями женского внимания, и от этого взгляда меня невольно бил озноб. Вдоволь налюбовавшись его лучезарными улыбками и демонстративно выставляемыми на обозрение камеры мускулами, я садилась на пол напротив зеркала его шкафа и медленно обнажала плечи, грудь, снимала насквозь промокшие трусики. Мне нравилось любоваться собой, как бы смотря на себя его глазами. Белая матовая кожа, потоки черных волос, струящиеся по плечам, груди и спине. Смазав розовые сосочки и клитор капелькой масла для тела, я нежно ласкала себя до изнеможения, с бесстыдной улыбкой любуясь мягкой зеленью собственных глаз и ягодной сочностью чувственных губ, исступленно шепчущих имя брата. На одной из полок у него со стародавних времен стояла маленькая резиновая золотая рыбка — не знаю, может, она была его игрушкой для купания в детстве. У нее были пухлые красные губки и раздвоенный рельефный хвостик. Я терла смазанный маслом клитор этими губками, пока из моих губ не вырывался невольный стон предвкушаемого экстаза. Тогда я заставляла себя остановиться, чтобы продлить удовольствие, и щекотала набухшие соски кончиком рыбьего хвоста. «Дима, пожалуйста, я хочу еще… Нет, прошу, не останавливайся!». В конце я всегда склонялась к альбому с его фотографией и нежно целовала его губы.

Кроме этого невинного развлечения, единственное, что мне оставалось, это удариться в учебу, поэтому итоговую сессию я сдала на отлично, недоумевая от жалоб однокурсников то на безжалостность преподавателей, то на тупость учебников, то на неоднозначность экзаменационных вопросов. Митя позвонил мне в день последнего экзамена, чтобы поздравить. Я со своей компанией как раз отмечала окончание учебного года в кафе и, увидев на экране его высветившееся имя, тут же выскочила на улицу.

— Слушай, — начал он каким-то необычным для него заговорщическим тоном, словно еще и волновался к тому же, — Я хотел бы, чтобы ты приехала ко мне на каникулы. Всего на неделю. Больше не обещаю, но зато я как раз буду совершенно свободен с 15го июля. Потом сможем вместе вернуться в Москву.

Даже в мягком тембре его голоса таилось столько сокровенных обещаний, что меня охватил жар. Я чуть не завизжала от радости, даже не найдясь сразу, что ответить. Только воровато обернулась на витрину кафе, за которой был виден столик с нашей шумной компанией. Одна из подружек активно показывала мне что-то жестами комически гротескно, но я отвернулась, краснея до ушей.

— Я сегодня же закажу билеты. Ты сам скажешь родителям?

— Уже сообщил папе. Он не против.

Когда я возвращалась к своему столику, у меня в ногах была предательская слабость, а руки дрожали. Я схватила свой бокал с кампари и апельсиновым соком и осушила его до дна. Ледяной коктейль точно меня не охладил.

— Марин, ты прям трепещешь вся. Даже щеки горят, — томно смерив меня опытным взглядом хищницы, притворно елейным тоном бесцеремонно заметила Нина, — Кто звонил-то? Новый поклонник?

— Да… , — рассеянно бросила я. Эту Нину я терпеть не могла. Та еще штучка. Мне всегда казалось, что она любые интрижки видит насквозь, поэтому ее повышенное внимание совсем выбило меня из колеи.

— Небось красавчик, — завистливо заметила она, — Хотя ты у нас такая разборчивая. Все тебе не то и не так. Хоть поделись радостью, кто тебя так осчастливил наконец.

Я взяла себя в руки.

— Через интернет познакомилась с парнем из Питера. Он приглашает меня провести там с ним неделю.

— У-у, — разочарованно протянула она, — Из Питера… Я уж думала из Парижа! Кстати, у тебя же старший брат, вроде, в Питере.

Ее осведомленность меня несколько шокировала, хотя я, вроде, не подала виду. По-любому вся была на взводе, так что чего уж там. Впрочем, кто хоть раз из моих знакомых девчонок лично видел Митю, не забывал периодически хотя бы каким-нибудь способом выуживать у меня информацию о нем, так что за этой осведомленностью скорее всего ничего опасного не крылось.

— Да. Работает там, — нехотя ответила я.

— А он не помешает? Ну, то есть я хочу сказать, некоторые братья очень ревнивы…

Я картинно округлила глаза и пожала плечами.

— Не знаю, как там некоторые, но Митя не вмешивается в мою личную жизнь.

— А он себе там еще никого не завел?

— Понятия не имею!

— Ну, такой красавчик надолго один не останется.

Надо ли говорить, что после этого разговора меня еще долго трясло. Остаток времени я сидела за столом, как в воду опущенная, погруженная в свои мысли, и еще долго ощущая неприятный осадок на сердце. Это хождение по лезвию бритвы какое-то! Я смеялась невпопад, отвечала невпопад, даже смотрела невпопад, постоянно уходя внутрь себя или потихоньку наблюдая за девчонками. Представляю, как бы они стали на меня смотреть, если бы узнали про нас с Митей. Любая из них не прочь бы была с ним закрутить, но меня бы все они осудили, без сомнений. Да, впрочем, кто они такие? Сами промышляют каждый год секс-туризмом в Египте и беззастенчиво хвастаются откровенными фотками. Они никогда не должны узнать про нас! Никогда!

До 15го июля время тянулось невыносимо медленно. Папа предлагал съездить на море, но у меня пока что не было настроения и я перенесла поездку на август. Когда же настал желанный день и я вышла из Сапсана на платформу Московского вокзала в Петербурге в белом, развевающемся на ветру платье до колен, с красным тонким кожаным пояском вокруг талии, без рукавов, с острыми лацканами аля-шестидесятые и с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди, среди встречающих я увидела Митю, который, словно прочитав мои мысли, тоже весь оделся в белое — тонкие льняные бриджи, красиво подчеркивающие стройность его бедер, и тонкая рубашка без воротника с разрезом на груди и рукавами три четверти. Белый цвет потрясающе подчеркивал его загар и шел к его черным блестящим на солнце волосам. Он подошел ко мне и какое-то время мы стояли, глядя друг на друга со счастливыми улыбками на лицах, словно размышляя, насколько вольным может быть наше приветствие. Я вся сияла от ощущения собственного совершенства — элегантная леди из высшего общества в духе Жаклин Кеннеди, не меньше. Наконец Митя наклонился и, приложив теплую ладонь к моей щеке, поцеловал меня в уголок губ. Я не стала настаивать на большем. Он взял мою сумку и мы, молча как заговорщики, отправились к такси.

— Как насчет того, чтобы перекусить и отправиться на небольшую экскурсию по городу? — предложил он после некоторого краткого обмена новостями на заднем сидении автомобиля и медленно приподнимая край моего платья почти до трусиков. Его пальцы скользнули по внутренней стороне моего бедра и сквозь тонкую кружевную ткань трусиков слегка потерли складочку у меня между ног.

— А… ну… я даже не знаю… , — растерянно пробормотала я, жадно глядя на его улыбающиеся губы, которые я так давно мечтала поцеловать, — Почему бы и нет…

— Не слышу энтузиазма в голосе, — явно насмехался он, продолжая поглаживать меня в том же месте.

Я закусила губу, чувствуя как по спине побежали мурашки, и откровенно придвинулась к нему, прижимаясь к его плечу. Наши лица были так близко, что я чувствовала его дыхание на своих губах. Он только натянуто приподнял уголок губ в холодной усмешке.

— Ладно. Как скажешь. Завтрак и экскурсия, — сдалась я, пожимая плечами.

Через полчаса мы уже сделали заказ в небольшом кафе на Невском, и я отправилась в дамскую комнату немного привести себя в порядок. Мои щеки пылали, глаза неестественно блестели от возбуждения. Я обмыла холодной водой руки, чтобы немного охладить свой пыл. Интересно, он действительно собирается целый день таскать меня по городу после такого долгого расставания? Или… Может, я просто бессовестная маньячка? Или он черствый сухарь? У меня уже пальцы стало ломить от ледяной струи, когда в туалете за моей спиной вдруг появился Митя.

— Кажется, это женский туалет… Может… я перепутала, — растерянно пролепетала я, виновато улыбнувшись. Что-то в его взгляде и кривом изгибе упрямых губ мне не понравилось. Он молча подошел, непроницаемый и даже какой-то дикий, и почему-то толкнул меня в плечо. Я слегка отступила, но он снова меня оттолкнул так, что меня это даже слегка взбесило.

— Ты что? Совсем с ума сошел? — нахмурила брови я, слегка повысив голос, и снова к нему приблизилась, уже готовая дать ему хотя бы какой-то отпор, но в его глазах прочла нечто, что заставило меня замереть. Вдруг он снова меня оттолкнул, поймал за руки, которыми я пыталась защититься и еще подвинул меня назад, наступая, пока я не уперлась спиной в стену.

— Знаешь, это не смешно! — воскликнула я, уже переключившись в стрессовое состояние, а он, заводя мне руки за спину, впился то ли укусом, то ли поцелуем мне в губы. Мои руки тут же ослабли, а его переместились мне на талию. Одна его рука ухватила меня за попку сквозь платье и, крепко сжав меня в объятьях, он развернул меня в сторону, направляя в ближайшую кабинку туалета. От шока я вообще-то даже не сопротивлялась, хотя, кажется, пыталась что-то пролепетать, если бы могла оторваться от его обжигающих губ. Вдруг в туалет кто-то вошел. Тогда он отстранился и молниеносно захлопнул дверцу кабинки. Я стояла, молча прижавшись спиной к холодной стене и вопросительно глядя на него. Его глаза неожиданно показались мне безумными. На губах блуждала хмельная улыбка. Он уперся в стену над моим правым плечом одной рукой, затем над левым другой и навис, пожирая меня глазами. Мы, не двигаясь, слушали звуки, доносящиеся из соседней кабинки, пока я не скорчила гримасу неприязни и прошептала почти беззвучно, все еще надеясь на его благоразумие и самоконтроль: «Что мы тут вообще делаем?». Он коротко поцеловал меня в губы вместо ответа. «Это просто отвратительно!» — изо всех сил изображая веселую иронию, пролепетала я. Он снова накрыл мой рот нежным поцелуем, пока я не изогнулась, закинув назад голову и обхватывая его за шею руками. Кончики распущенных волос защекотали мне поясницу. Он собрал их в кулак и потянул за хвост в сторону.

— Что? — не понимая, прошептала я.

— Развернись, — ответил он, улыбаясь.

Пока я бессмысленно хватала ртом воздух, не зная, что на это ответить, он потянул меня за волосы грубее и схватил за плечо, разворачивая к себе спиной. Его пальцы тут же проскользнули мне в трусики между ягодиц, до боли сжимая нежную кожу и освобождая от ткани. Его губы защекотали мне ухо палящим шепотом: «Честно говоря, никогда не опускался до такой пошлятины и грязи, чтобы трахать девушку в общественном туалете дешевого кафе. Но… (он усмехнулся) Я подумал, что раз уж я все равно полный ублюдок, совративший собственную сестру, тогда почему бы не перестать корчить из себя сраного педанта и чистоплюя? Я такая же свинья, как мерзкое серое большинство, а свиньи должны совокупляться в навозе. Боюсь, тебе не повезло, лапочка моя». Я нервно сглотнула, искренне надеясь, что он все-таки не сошел с ума, но сопротивляться не стала, потому что он и так уже держал меня за волосы, прижимая меня щекой к стене. Его дыхание было частым и тяжелым, его бедра придвинулись к моим ягодицам, я услышала, как звякнул его ремень. В туалете мы теперь уже явно остались одни, так что мне стало плевать на все. Я хотела его — это было единственное, что я понимала сейчас разумом. Только страх, кажется, атрофировал мои физические ощущения. Он был намного выше меня, поэтому ему пришлось приподнять меня, когда он в меня входил, а потом он силой наклонил меня над унитазом и стал грубо вгонять в меня член быстрыми глубокими толчками. Мне пришлось упереться одной рукой в бочок, а другой уцепиться за его руку, которой он держал меня поперек живота. Я старалась не издавать ни звука, но крышка бачка постоянно съезжала с премерзким скрежетом и дико меня бесила. Это безумие длилось от силы минуту, пока он не вошел в меня особенно глубоко, отчего я слабо застонала, изгибаясь и судорожно хватая ртом воздух. Пока он приходил в себя, тяжело дыша и постепенно выпуская меня из объятий, я почувствовала, как по бедрам потекла его горячая сперма. Я закусила губу, стараясь не заплакать. И ради этого я сгорала, как уголек, столько месяцев, не спала ночами, грезила о чем-то волшебном и мчалась к нему на поезде?! Я выпрямилась и, не поворачиваясь к нему, остервенело вытерлась туалетной бумагой. Потом поправила платье, слыша, как он сзади меня застегивает брюки.

— Я немедленно уезжаю домой! — зло прошипела я, тщательно проверяя, не испачкала ли я обо что-нибудь босоножки.

— Ты никуда не поедешь, — спокойно констатировал он.

— Это теперь уже не твое дело.

Он усмехнулся, потом тихо рассмеялся. Я оглянулась на него, готовая просто стереть его в порошок. Правда, снова увидев его надменно красивое лицо и источающую силу и самоуверенность позу, смелости у меня сильно поубавилось.

— Ты обходишься со мной как… как… как с какой-то девкой! — выпалила я, краснея и дрожа всем телом.

Я уже готова была заплакать, когда он вдруг обнял меня также нежно, как раньше, и я глупо уткнулась лицом ему грудь, нервно всхлипывая.

— Я просто слишком долго мечтал об этом, — честно заявил он, усмехнулся и добавил, — Не хотелось сразу тащить тебя в постель, потому что это как-то… вульгарно… Я догадывался, что так выйдет, но все равно… В общем, прости…

Я даже не знала, что на это сказать. Даже слезы сами высохли. Сожаления в его словах не было ни на грамм.

— Ты уверен, что вообще… меня любишь? — только это и нашлась спросить я.

— Я уверен, Марин, — он поднял мое лицо за подбородок, лаская холодным взглядом серых глаз мое лицо, — Просто ты даже не знаешь, какой я.

Почему-то от этих слов мне стало страшно. В туалет снова кто-то зашел и мы притихли. Я продолжала молча изучать его лицо. Когда заняли одну из кабинок, он вышел и, взяв меня за руку, потянул к выходу.

— Иди. Я хочу помыть руки, — бесцветным голосом бросила я и осталась.

Вернувшись в общий зал, я украдкой пробежалась взглядом по посетителям, коих было не много. Никто даже не смотрел в мою или Митину сторону, а сам Митя восседал на своем месте в картинно статной и горделивой позе заправского аристократа. По нему никак нельзя было сказать, чем он только что занимался в женском туалете. Мне очень хотелось верить, что я тоже до сих пор похожа на приличную девочку из высшего общества. Я села напротив него, сцепив руки в замок и, прикрыв ими губы, спросила:

— Ну, так расскажи, какой же ты на самом деле.

Он едва заметно ухмыльнулся.

— Тогда экскурсия отменяется. Придется ехать ко мне.

Я, сама не знаю почему, рассмеялась, больно прикусив себя за палец.

— Давай хотя бы позавтракаем.

— Не вопрос.

Когда мы добрались на такси до его квартиры в новостройке, начал накрапывать дождь и небо заволокли тучи, а ветер пронизывал насквозь. Я уже давно привыкла, что в Питере в любое время года +10 и бесконечные дожди, поэтому даже не удивилась резкой смене погоды. Мы поднялись на 16ый этаж, и я с опаской для себя отметила, что вид у брата явно заговорщический. Квартира оказалась необъятной и практически без мебели. Вернее, тут было все, что нужно, но объемы помещения без стен-перегородок визуально поглощали все. Выбор хайтека для интерьера меня несколько удивил. Я всегда думала, что Митя предпочитает добротную тяжеловесную классику.

Он закинул мою сумку в шкаф и предложил вина. Затем включил кондиционер на обогрев. Мы сидели за высоким узким столом, напоминающим стойку бара, и я изо всех сил продолжала изображать из себя изысканную леди и без конца кокетничала.

— Иди в душ, — вдруг перебил он мою болтовню, явно ничего не слушая и думая совсем о другом. Я хотела было обидеться на приказной тон, но вообще-то согреться под теплыми струями совсем не мешало. Так что я, конечно, закатила глаза для виду, но послушалась.

Когда я вышла из ванной, завернувшись в полотенце, оказалось, что Митя переоделся. На нем были брюки из тонкой бежевой кожи по покрою напоминающие джинсы, которые были прошиты по всем швам крупными стежками из кожаной тесьмы. На теле было что-то вроде рубашки из такой же мягкой кожи с длинным рукавом, которая мягко облегала его широкие плечи и подтянутый рельефный торс. На груди проходил разрез почти до середины живота, за которым был виден тонкий участок его гладкой загорелой кожи. В последний момент я заметила у него на руках узкие перчатки такого же качества, что и костюм. Это немного меня удивило. Он как раз ставил на прикроватную тумбочку огромный кованый канделябр с белыми, уже немного подтаявшими свечами.

— Прикольно выглядишь, — растерянно улыбнулась я, чувствуя, как голые ноги у меня вновь леденеют от холода, — Я могу надеть красивое белье, — сияя похвасталась я.

— Не нужно, — равнодушно ответил он и медленно зажег все свечи какой-то длинной лучиной. Я завороженно следила за ним, насчитав 8 свечей. Пока я взволнованно ютилась в своем полотенце в уголке дивана, были зажжены свечи с другой стороны кровати, а потом Митя пультом опустил плотные жалюзи на всех окнах. Комната погрузилась в мрак. Еще в дальнем углу на полке книжного шкафа изредка мигал какой-то странный красный шар около десяти сантиметров в диаметре. Выглядело это мигание как-то неприятно, и мне стало немного не по себе. Чтобы отвлечься, пока брат ушел на кухню, я подошла к стойке с дисками и стала искать каких-нибудь знакомых исполнителей. Конечно, тщетно. Митя предпочитал эмбиент, индастриал или что-то в этом духе, к тому же было совсем темно.

Когда он вдруг бесшумно появился сзади и обхватил меня за плечи, прижав к себе спиной, я чуть не взвизгнула от неожиданности. Полотенце свалилось на пол, его руки в перчатках нежно прошлись по всему моему телу. Губы и язык влажно заскользили по шее. Я повернула к нему голову за поцелуем, но он отстранился и легко завел мне руки за спину. Я услышала легкий звон металла, и, даже сама не знаю как, мои запястья стянули мягкие

широкие ремни на цепочке. Митя тут же отступил в сторону, а я в негодовании развернулась к нему со сцепленными за спиной руками.

— Какого черта? Ты… мог бы хотя бы предупредить!

Я смотрела на него расширившимися от удивления глазами, но он, совершенно меня проигнорировав, включил музыкальный центр и достал диск, на котором я мельком прочла название Dеаd Citiеs. Из динамиков заструились странные тягучие звуки, под которые он повернулся ко мне с видом гепарда, готового сожрать отбившуюся от стаи газель. Я отступила назад, но это в общем-то было бесполезно, поэтому в следующую секунду он уже был рядом, нежно лаская мою грудь. Я испуганно моргала ресницами, не зная, как себя дальше вести.

— Что ты собираешься делать? — выпалила я в волнении.

Вместо ответа его пальцы в мягких кожаных перчатках погладили мои губы, слегка приоткрыв рот. Его лицо оставалось жестоко холодным. Потом он медленно обошел меня кругом, взял за кожаный ремешок наручников и потянул к постели спиной вперед. Развернул, толкнул — и я упала перед ним на белую ледяную простыню на спину. Готовясь ко встрече с ним, я выбрила лобок, и сейчас его взгляд упал на мою девственно чистую промежность. Он присел на корточки и бесцеремонно просунул пальцы мне во влагалище, отчего я вся изогнулась. Он тут же вытащил их, взглянул на увлажнившуюся перчатку и куда-то ушел, вернувшись с большим то ли кейсом, то ли низким сундуком из темного дерева на двух металлических замочках. Меня, честно говоря, охватила паника, и я попыталась встать, что оказалось не так легко. Митя тут же поймал меня за плечо, вернул на место и уперся коленом в матрас у меня между ног. Кейс стоял рядом со мной на постели. Когда он открыл его одной рукой, я присмотрелась, и увидела там что-то вроде металлических и кожаных инструментов, а среди них — набор скальпелей разного калибра. Все во мне в миг упало, словно душа покинула тело. Я что-то бессвязно залепетала онемевшими губами.

— Дим… Зачем это? Пожалуйста, скажи мне! Пожалуйста!

— Чшшш, — прошептал он, прикладывая палец к губам. Из динамиков как раз доносился то ли вой привидений, то ли хор мертвецов. Он провел пальцами по ручкам сверкающих медицинских приборов, выбрав какой-то один, а я судорожно пыталась приподняться на локтях и согнула ноги, чтобы оттолкнуть его. Только он оказался быстрее. В миг оказавшись на мне сверху и придавив меня к постели, он провел лезвием перед моими глазами. На его губах играла нездоровая отрешенная улыбка. Я зажмурилась, и вдруг почувствовала, как что-то едва заметно куснуло шею.

— Пожалуйста, пожалуйста, не надо, — зашептала я, но его губы жадно заскользили по моим. Язык, словно змей-искуситель, на долгие секунды заставил меня забыть о скальпеле. Потом он медленно лизнул мою шею и в месте его поцелуя слегка защипало. Тут же при новом страстном поцелуе в губы я ощутила во рту вкус крови. Он приподнялся надо мной, стоя на коленях и поглаживая рукой в перчатке мою грудь. Я дрожала от холода и страха. Соски сжались в болезненные комочки. Скальпель заскользил в нескольких миллиметрах над моей кожей, плавно огибая шею, плечи, грудь, живот. Я вся вжалась в постель и тяжело дышала, пока укус лезвия не впился в меня где-то рядом с соском. Митя наклонился и засосал мой сосок, очень нежно лаская его языком. У меня из глаз невольно потекли слезы, губы и подбородок дрожали.

— Дим, хватит! Хватит! Пожалуйста! — слабо скулила я, вся извиваясь от нового укуса лезвия где-то на боку. Наконец он соскользнул с постели и опустился на колени у моих дрожащих согнутых ног. Я в миг оттолкнулась от его плеч и от кровати ногами и, сама не знаю как, отползла к спинке. Он отбросил скальпель на пол и, все откровеннее улыбаясь необузданной улыбкой возбужденного зверя, бросился за мной. Я бессмысленно барахталась какое-то время, пытаясь его оттолкнуть, но добилась только того, что снова оказалась зажатой между ним и постелью. Тяжело дыша, он дотянулся до своего кейса и извлек оттуда еще какие-то ремни на цепочках. Грубо перевернув меня на живот, он что-то пристегнул к моим наручникам, а затем заставил меня согнуть одну ногу, пристегнув и к ней кожаный браслет. То же самое он проделал и с другой ногой. Я с ужасом поняла, что в таком положении практически не могу двигаться.

— Ты… Ты сволочь! — закричала я, впервые вдруг ощутив настоящий гнев, а не только лишь страх. Из глаз заструились слезы. Я больше не могла сдерживать всхлипывания, — Я убью тебя! Просто убью тебя, как только ты меня отпустишь! Урод! Чертов извращенец!

Я лежала на животе с заведенными за спину руками и пристегнутыми к ним согнутыми ногами, почти уткнувшись лицом в постель и пытаясь разглядеть, что делал Митя, а он быстро обошел меня сзади и вдруг половину моего лица накрыла черная кожаная повязка.

— За что! За что! Как ты так можешь?! — кричала я, но он меня не слушал. Повязка плотно обхватила мне глаза, а он куда-то меня потянул, помогая встать на колени. Комнату наполняли странные звуки его дурацкой музыки, и я теперь даже не слышала, где он находится. Вдруг к моим половым губкам прикоснулось что-то мягкое и прохладное. Должно быть перчатка. С ужасом для себя я поняла, что вся теку, и каждое его движение заставляет меня нервно вздрагивать. К соску прижалось что-то теплое и мокрое. Это были его страстные губы. Он сжал сосок зубами так сильно, что я вскрикнула, но в следующую секунду ко мне уже никто не прикасался. Я снова погрузилась в вязкую пустоту.

— Ты ведь… ты ведь не поранишь меня как-нибудь серьезно? — срывающимся голосом пролепетала я, заставляя себя успокоиться. Ответом мне была тишина. Потом на моем соске сомкнулось что-то жесткое и груди коснулась холодная цепь.

— Зажим для сосков? — дрожа, выговорила я, тяжело вдыхая и выдыхая полной грудью. Такой же зажим сомкнулся на втором соске. Было немного больно, но я постаралась убедить себя, что в этом нет ничего страшного. В следующую секунду лезвие снова куснуло меня за лобок, и горячие губы жадно слизали с ранки кровь.

— Сумасшедший… , — выдохнула я, а его язык заскользил по моему клитору. Впервые я поняла, что возбуждена до предела. До сих пор я просто не могла это признать от страха. Но ласка длилась не долго. Через какое-то время я ощутила, как моих губ коснулось что-то горячее твердое и скользкое. Это был его член. Он взялся за цепочку на моей груди и слегка потягивая ее на себя заставлял насаживаться меня ртом на его член. Вообще-то это было приятно и меня охватило безумие страсти. Я тихонько стонала, мерно двигаясь и повинуясь его движениям. Вся моя киска горела от неутоленной страсти, и я крепко сомкнула бедра, качая ими в такт движений. Ляжки у меня между ног увлажнились от собственных выделений. В какой-то миг, он резко вынул член у меня изо рта, громко застонал, и мне на губы, подбородок, шею и грудь брызнула горячая влага. Пальцем в перчатке он погладил мои влажные губы и заставил его облизать.

Время потеряло для меня значение, и действительность превратилась в ощущения, состоящие из прикосновений, то заставляющих меня стонать от наслаждения, то вскрикивать от боли и неожиданности. Я все пыталась говорить с Митей о чем-то, но он только мучил меня очередной пыткой, все не давая кончить. Когда сил у меня почти не осталось, он отстегнул мои ноги и позволил лечь на спину на краю кровати, сладко потянувшись. Даже не представляла, что можно так устать. Все еще ничего не видя, я почувствовала, как тело брата прижалось к моей попке. Его член медленными глубокими толчками вошел в мою истекающую и узкую от нестерпимого возбуждения щелку. Я закинула ноги ему на плечи, изгибалась с каждым проникновением и впивалась в простыню связанными руками.

— Пожалуйста, не останавливайся, — в изнеможении прошептала я, понимая, что он в любой момент может опять прервать мое блаженство. Он наклонился ко мне, одной рукой повернул мою голову и расстегнул маску на моем лице. Я увидела, что он голый, весь блестит от пота, и его мускулы переливаются в теплом свете свечей при каждом движении. Его губы мягко улыбались, и он с наслаждением следил, как его член плавно скользит у меня между ног. Стянув перчатку, от стал поглаживать мой клитор пальцами, и я просто слетела с катушек, изо всех сил прижав его к себе ногами и неистово изгибаясь. Когда меня пронзили разряды оргазма, я исступленно залепетала: «Митя, я люблю тебя… я люблю тебя… «.

Обессиленная, я перевернулась на бок, поджав ноги к животу, и закрыла глаза. Губы дрожали и я все еще тяжело дышала, еще даже не осознав, что сейчас произошло.

— Развяжи меня, — бесцветным голосом пробормотала я.

Митя наклонился надо мной, прижавшись мокрой грудью к моему бедру, и я чувствовала, как в ней тяжело ухает сердце. Когда мои руки были освобождены, я заплетающимися пальцами сняла зажимы с сосков и свернулась калачиком, бесцельно уставившись прямо перед собой. На простыни, словно обрывок лепестка, было размазано маленькое пятнышко крови. Я нервно сглотнула и снова зажмурилась. Брат забрался на постель сзади меня, прижался к моей спине и обхватил меня рукой.

— Не прикасайся ко мне, — отталкивая его руку, вяло прошептала я.

Он погладил мое плечо — я брезгливо его отдернула.

Самым ужасным было то, что я никак не могла осмыслить, что мне теперь делать — меня просто переполняли изнеможение, раздражение, стыд, обида, но в то же время я вынуждена была признать, что ничего более упоительного и эмоционального я в жизни не испытывала, только это почему-то совсем не приносило никакой радости. Дыхание Мити приблизилось к моему затылку.

— Решаешь, понравилось тебе или нет? — хрипловато прошептал он, коварно нежно, как дьявол.

Меня вдруг охватил внезапный гнев, в глазах защипало и я больно закусила губу. Его рука снова мягко прошлась по моему плечу, а губы на миг прикоснулись к спине. Я резко села на постели и повернулась к нему. Сама даже не знаю зачем. Он тоже сел, непроницаемо глядя на меня. Может быть, теперь в его лице все же появилось сомнение и немой вопрос.

— Мне не понравилось! — вдруг неожиданно для самой себя крикнула я, — Не понравилось! Слышишь!

Из глаз брызнули слезы, и я со всего маху отвесила ему звонкую пощечину, от которой он не стал уворачиваться. Ладонь тут же вспыхнула от боли, но мне было все равно.

— Ты правда ублюдок, раз сделал со мной такое! Ненавижу тебя! Ненавижу!

Вся пылая от обиды, я изо всех сил толкнула его в грудь, и поскольку это не возымело должного эффекта, я пинала и толкала его, пока он не прикрылся от меня руками, а потом легко поймал за предплечья. Я ругалась и пыталась вырваться. Он быстро отпустил, обернулся назад и рука его скользнула за спину. Что-то звякнуло, и в следующую секунду я увидела, что он протягивает мне скальпель рукояткой вперед, аккуратно держа его у основания лезвия пальцами. Я смотрела на него с ужасом и непониманием.

— Сделай это, раз ты так меня ненавидишь, — просто сказал он, — Ты меня с ума сводишь — в этом вся моя вина. Но если ты не в состоянии этого вынести, по крайней мере отомсти мне, как считаешь нужным. Только не уходи.

Его слова ни капли не звучали жалобно. Он улыбался одними лишь глазами, изучая мое лицо. То, что в нем не было видно ни капли раскаяния, разозлило меня еще больше и я взяла скальпель, сама не зная, что собираюсь с ним делать. Митя поднял с постели кожаную маску, которую недавно снял с меня, и надел себе на глаза. Я ошарашенно смотрела на его надменно красивые алые губы, тоже истерзанные поцелуями, как и мои. Его мускулистая грудь все еще часто вздымалась, руки покорно лежали на коленях. Честно говоря, на какую-то долю секунды мне захотелось снова его поцеловать. «Идиотка», — произнесла я беззвучно одними губами и приложила ладонь к пылающему лбу, потом к щеке. Хорошо еще, что он не видел сейчас мою растерянность — я даже представить себе не могла, как можно взять и поранить кого-то! Я осмотрела крошечные красные царапинки на собственном теле и совсем растерялась.

Митя вдруг встал и, придерживаясь за кровать, на ощупь вышел на свободное пространство комнаты, красиво передергивая мощными плечами. «Пижон несчастный!» — промелькнуло в мыслях.

— Могу немного облегчить твою задачу, — зловеще иронично заявил он, — Если поймаю тебя, и ты не сможешь меня порезать, придется тебе меня простить просто так.

— Я не буду этого делать вообще, — быстро выпалила я, а он начал крутиться на месте, слегка разведя в сторону руки. Затем остановился, случайно оказавшись спиной ко мне.

— Потому что ты трусиха и избалованная капризная девчонка. Вечно жила на всем на готовом и всегда получала то, что хочешь. Ты виновата во всем также, как и я, но тебе всякий раз непременно хочется именно меня выставить виноватым. Ты можешь сколько угодно заниматься самообманом, но меня-то тебе точно не провести. Все твои желания очевидны и ничем не прикрыты. Я знаю, что шокировал тебя сегодня и тебе было страшно, но… , — я не видела его губ, потому что он стоял лицом к шкафу, но по голосу почувствовала, что он улыбается, — Я также прекрасно видел, что тебе понравилось, и знаю, что ты попросишь еще…

Вся ярость за собственное унижение вскипела во мне вновь. Я вскочила с постели, крепко сжав скальпель. Если он думает, что я прощу его, он очень ошибается. Видимо, уловив какой-то звук за беспорядочными звуками музыки, Митя резко развернулся в мою сторону слегка сгруппировавшись и выставив вперед согнутые руки, словно хищник, готовящийся схватить свою жертву. Господи, это все точно происходит не со мной! Эта черная маска следила за мной, словно бездонные глаза демона, вырвавшегося из ада. Все его мышцы были напряжены и член снова начал наливаться кровью. Схватив простыню, я кинулась к входной двери и стала крутить замок, но, видимо, неправильно или, может, она была заперта на ключ. Митя метнулся в мою строну на звук, и мне пришлось отскочить и отступить в угол. Обшарив руками дверь и поняв, где находится, он развернул лицо в мою сторону и поводил по сторонам невидящей черной маской, словно чудесным образом мог видеть сквозь эту черноту. Он и вправду медленно пошел прямо на меня, шаря перед собой руками, хотя я не двигалась и старалась даже не дышать. Понимая, что отступать некуда, я сама шагнула ему навстречу и легко провела лезвием по его груди. На коже проступила тоненькая красная полоса. В ту же секунду он схватил мою руку за запястье и слегка сжал кисть. Метал звякнул по холодной плитке пола. Митя притянул меня к себе и уткнулся лицом мне в шею.

— Ты меня прощаешь?

— Нет! — отталкивая его, воскликнула я, с каким-то неопределенным чувством глядя, как на красной полосе на его груди набухли капельки крови и потекли по его идеальной гладкой коже.

Он закинул мне вверх голову, сжимая одной рукой подбородок, прижав кончик большого пальца к моей нижней губе. Его лицо нависло надо мной черной маской и губы вжались в мой рот. Он целовал меня медленно, слегка прикусывая мою нижнюю губу и немного оттягивая ее зубами, потом глубоко погружал язык мне в рот и крепко притягивал к себе за шею.

— Прощаешь? — шептал он мне в ухо и жадно обхватывал губами мочку, так что у меня по всему телу рассыпались мириады электрических звездочек. Я молча наслаждалась его нежностью, пальцами бессознательно потирая его твердый коричневый сосок. Я успела на какой-то миг подумать о том, что у меня просто нет никакой гордости, но буквально тут же обвила его руками за голову и расстегнула маску, уронив ее на пол. Его ладонь метнулась к моему горлу и слегка сдавила его прямо под подбородком, закидывая назад голову. Его глаза сжигали меня дотла.

— Прощаешь? — едва шевельнув губами, потребовал он ответа тем тоном, который уже не допускал никаких альтернатив. Чувствуя легкое удушье, я смогла только едва слышно выдавить из себя «да». Он тут же легко подхватил меня на руки, как свою законную добычу, и отнес на диван, усадив меня к себе на колени. Мы оба уже были пресыщенные, уставшие и разгоряченные, но Митя заставил меня сесть на него верхом. Я прижалась животом к его животу и рукой направила его член себе во влагалище, тут же изогнув спину, чтобы далеко откинуться назад, впуская его внутрь до самого конца. Я терлась разгоряченной сочной плотью о его красно-оранжевого дракона, закрыв глаза, опираясь ладонями о его колени, которые щекотали кончики моих волос. Он полулежал на диване, откинув назад голову. Я изредка пробегала пальцами по его густым волосам, по вызывающе-великолепному лицу с дерзким изгибом черных бровей, четким контуром рельефных губ, жесткими линиями скул и подбородка. Обхватывая одной ладонью его мощную шею в капельках уже остывшего пота, я тыльной стороной другой ладони едва уловимо поглаживала напрягающиеся мышцы его груди. Упоительные мелодии звучали в голове, резонируя во всем теле и принося обрывки воспоминаний — как он спит на диване в кабинете, а я склоняюсь над ним, чтобы впервые прикоснуться к его татуировке, как я бросаю завистливые скрытные взгляды на девушек, которых он обнимает, и в груди у меня болезненно ноет тоска, как он смотрит на меня на катке своим коронным гипнотизирующим взглядом, а я кокетливо прижимаюсь к Жене. Все. Не могу больше. Устала. Пусть делает со мной, что хочет — у меня просто больше нет сил на сопротивление.

Следующие два дня мы не выходили из квартиры, наслаждаясь обществом друг друга. За завтраком первого дня брат презентовал мне квадратную плоскую подарочную коробочку, и я раскрыла ее в привычном предвкушении новой дорогой побрякушки. Там оказался тоненький черный кожаный ошейник на золотой пряжке. Я не без иронии приподняла брови, раскрыв рот в немом вопросе.

— Снимать только в душе, — бросил Митя через всю кухню, дожидаясь, пока струйка кофе из кофе-машины наполнит его чашку.

Я криво улыбнулась.

— Вообще-то красивый… Спасибо.

Застегивая на шее ошейник, я украдкой наблюдала в зеркальном отражении, как брат пьет кофе, задумчиво глядя в окно на беспросветно обложное небо, сочную мокрую листву и сверкающий от дождя асфальт. Когда он поднимал чашку к губам, на его широких плечах и спине лениво перекатывались мускулы.

Какое-то время мы смотрели на диване дурацкую комедию, от души развлекая друг друга шуточками уж явно более высокого уровня, чем в этой очередной поделке современного кинематографа. Я намеренно держалась от него на расстоянии. Бессонная ночь давала о себе знать ноющей болью во всех мышцах.

— Слушай, а поставь на паузу, а? — попросила я, вставая, — Мне в туалет.

— А ну-ка стой, — окликнул он меня на полпути.

— Чего тебе?

— Иди ко мне.

— Я только…

— Я сказал ко мне подойди, — в его тоне появились уже знакомые мне резкие металлические нотки.

Я вздохнула и направилась к нему скорее из любопытства и остановилась в выжидательной позиции в нескольких шагах от него.

— Открой верхний левый ящик комода и принеси мне то, что там лежит.

Я закатила глаза и скучающе вздохнула, но все же нехотя отправилась выполнять приказ его величества. В ящике обнаружился узкий кожаный ремешок с цепочкой и металлической петлей-замком. Я облизала губы, сглотнув пересохшим горлом, но все же взяла вещицу и бросила ее на колени вальяжно развалившегося на диване брата.

— Ко мне. И на колени встань, — тоном, не терпящим возражений, потребовал он.

— Я же сказала, что мне нужно в туалет, — раздраженно и снова отворачиваясь от него бросила я.

Похоже, это было ошибкой, потому что в следующую секунду брат был уже рядом, крепко ухватив меня за копну волос одной рукой, за ошейник другой и склоняя вниз мою голову. В полусогнутом состоянии он довел меня до дивана, сел и притянул к себе вниз, заставляя опуститься на колени и прижать голову к его бедру, обтянутому грубой джинсовой тканью. На шее звякнул замочек.

— Мяу-мяу, — сцедила я язвительно сквозь зло стиснутые зубы, пока он перебирал пальцами густые черные струи моих волос на затылке.

— Теперь можешь идти.

Дрожа от негодования, но понимая, что от сопротивления будет только хуже, я прошла несколько шагов по направлению к туалету и остановилась, потому что поводок натянулся и ошейник слегка впился в горло. Митя за моей спиной встал.

Я неверным шагом дошла до туалета, всем телом ощущая его присутствие за спиной.

— Садись на биде, — потребовал он.

Я спустила трусики до колен и, не оглядываясь на него, села на биде верхом, слегка приподняв рубашку, позаимствованную утром у брата, затем включила воду.

— Слушай… я не смогу так… Ясно? — я надеялась, что мой тон был достаточно убедителен.

— Мне кажется, или ты хочешь снова поиграть со скальпелем? Или… может, ты предпочитаешь шприцы?

У меня вдоль позвоночника пробежал озноб. Я закрыла глаза, медленно выдыхая, чтобы успокоиться.

— Не надо, — тут же вылетело из моих губ, — Только не это… пожалуйста…

— Вообще-то я ни разу не использовал шприцы, сестренка, но все ведь бывает в первый раз.

— Дим… не надо так, пожалуйста… , — едва владея голосом выдавила я из себя, — Я все сделаю.

Я заставила себя расслабиться, направляя на себя теплый поток воды из крана. Когда все было кончено, я молча прошла мимо него в комнату. Комедию мы досмотрели в молчании, впрочем, все же посмеиваясь над некоторыми шутками, а я с ужасом для себя ощущала, как низ живота наполняется теплом от одного только звука его смеха.

В тот день он проделал со мной этот обряд еще пару раз, сама не знаю зачем. Хотя нет, знаю — он считает меня виноватой во всем, точно также как я — его, поэтому издевается.

Когда он был в ванной, я украдкой залезла в его кейс и дрожащими руками исследовала его содержимое. Цепи, скальпели, зажимы, маски, плетки и ремни из мягкой дорогой кожи… Никаких шприцев. Угораздило же меня… Я поспешно спрятала кейс на место и опустилась на пол у стены, проводя ослабшей рукой по горящему лицу. Чертов извращенец! Ну почему я не могу уйти?! Что такое он со мной сделал, что я терплю все это?! Я закусила кулак, еле сдерживаясь, чтобы не заплакать. Ну почему он так красив, что дыхание перехватывает? А еще он умеет быть таким нежным и чувственным… и доводит меня своими ласками до исступленного блаженства, когда забываешь даже где ты и что с тобой… В общем, я попала по-крупному…

На самом деле несуществующие (или, может, просто хорошо спрятанные) шприцы оказались очень надежным стимулом. Я думала о них даже тогда, когда брат туго натягивал поводок, заставляя меня как можно глубже поглощать его член. У меня в глазах жглись слезы, но между ног ныло в приятном предвкушении. Там все было влажно от его недавних ласк.

— Язычком работай, кошка, — приказывал Митя, тихонько шлепая концом поводка по моей щеке, а потом щекоча им кожу на шее и спине. Я почти бесшумно мурлыкала и прикрывала глаза от блаженства.

На третий день распогодилось, и мы выбрались покататься по городу. Митя казался мрачным, а мне все хотелось увидеть его беззаботным и веселым, каким он всегда бывал со мной раньше, особенно в детстве. Я вообще была рада прогулке и какой-то передышке в этой бесконечной охоте на меня.

— А мне нравится Питер. Не знаю, что ты жалуешься.

— Разонравился бы, как только нос бы себе отморозила… или что-нибудь еще…

— Ну… если бы ты не стал воровать мои трусики, «что-нибудь еще» всегда было бы в целости и сохранности.

— Не пошли.

— Что? Чего это ты такой злой? — немного вспылила я, — Вечно меня одергиваешь!

Из его кармана раздался телефонный звонок. Он вытащил мобильный, взглянул на экран и протянул трубку мне, не приняв звонка. Там высветилось слово «папа».

— У тебя лучше получается лицемерить. Так что отвечай ты. Я за рулем.

Я раздосадованно выдохнула, даже не найдя, что на это ответить. Потом приняла вызов.

— Пап, привет! Это я. Митя за рулем, поэтому я отвечаю. Да отлично. Мы тут по городу катаемся. Вчера? Ходили в Эрмитаж. Да нет — этого на целый день хватило.

Краем глаза я заметила, как брат остервенело хмыкнул. Я покраснела.

— Даже не знаю. Он вообще ужасно ленивый и вредный — никуда не хочет ехать и ничего не хочет смотреть. Силой тут его приходится заставлять хоть что-нибудь мне показать. 15го он вообще просто меня встретил и уехал в офис. Представляешь! — вошла я в раж на зло брату.

Я видела, что он бесится, но специально рассказывала папе все новые и новые впечатления от своих экскурсий по северной столице. Когда разговор был окончен, я протянула ему телефон на ладони, испепеляя его вызывающим взглядом, пока он не взглянул на меня, останавливаясь на светофоре.

— Хорошо развлеклась? — злобно сцедил он.

— А что я должна была делать? Ты же у нас весь такой честный и порядочный!

— Я хотя бы над родителями не глумлюсь!

— Зато ты хорошо глумишься надо мной! Ты просто трус — вот ты кто!

— Да. Ты права. Потому что мне есть, что терять — уважение в обществе, любовь родителей, например. Ты никогда об этом не задумывалась?

— Конечно, нет! Я же малолетняя дура и ничего не понимаю в таких вещах!

— Чего ты вообще от меня хочешь?

— А тебе правда хочется знать?

Он резко нажал на тормоза, засигналил кому-то и выругался, снова тронул с места и перестроился в соседний ряд.

— Я просто хочу быть с тобой!

— И как ты себе это представляешь?

— Ты, видимо, не представляешь никак! — взорвалась я.

— Марин… Ты от всего готова отказаться ради меня?

— Я люблю тебя , — упрямо выпалила я, чувствуя, как глаза наполняются слезами.

— Ты хочешь меня. Это разные вещи.

Я вся вспыхнула от его наглой прямолинейности.

— Может, мне лучше знать, что я чувствую?

— Ничего ты не понимаешь… , — сухо пробормотал он.

— Думаешь, ты такой неотразимый, что все тебя хотят?

— Не мели чушь!

Я уставилась в окно сквозь пелену слез, потом достала салфетки и принялась громко хлюпать. Мы ехали в молчании, он даже не подумал меня успокаивать. Ненавижу его! Бесчувственный трус!

— Ты сам говорил, что меня любишь, а теперь… , — не могла успокоиться я.

— Ты моя сестра! Конечно, я люблю тебя!

— Да, да — именно как сестру. Просто еще спишь со мной время от времени!

Минут пять мы ехали в полном молчании, потом он припарковался. Я беспокойно огляделась по сторонам.

— Ну и где мы? — без особого интереса спросила я.

Он отстегнул ремень безопасности и развернулся ко мне.

— Только не надо, пожалуйста, опять… , — начала я.

Но его рука тронула мой подбородок и скользнула под него. Он одним пальцем подцепил ошейник у меня на шее. Его глаза светились непокорной нежностью.

— Знаешь, ты права. Я слишком много думаю обо всем этом, — его губы тронула легкая самодовольная улыбка, — Я действительно не хочу от тебя отказываться, но, кажется, и с последствиями этого выбора столкнуться не готов… Ты права — я трус.

Он слегка потянул за поводок, привлекая к себе мое лицо и нежно тронул мои губы своими губами.

— Ты такая у меня красавица. Я идиот, что срываю на тебе зло.

Я тут же просияла, просто не в состоянии долго на него сердиться.

— Ты тоже красивый, — краснея, улыбнулась я.

— Девушкам не следует говорить комплименты мужчинам.

— Но брату же можно.

Митя искренне рассмеялся, ослепляя белизной зубов. Кажется, я давно не видела его таким милым.

— Ты еще, кажется, не поняла, чем может грозить столь лояльное ко мне отношение.

Его палец коснулся царапины на моей шее, которую слегка защипало.

— Знаешь что! — вдруг воскликнул он заговорщически, — Поехали подберем тебе машину!

— В смысле?

— По-моему, тебе пора обзавестись собственной тачкой. У меня в этом году бизнес пошел на взлет. Могу себе позволить.

— А… но… Вдруг родители не поймут… , — пролепетала я ошарашенно.

— Не переживай. Поймут. В этом ничего такого нет.

Он вновь завел двигатель и вывернул на дорогу. Я даже боялась поверить в свое счастье и молча вся сияла.

— Вообще, Маринка, раз уж ты такая вся из себя отважная и решилась на подобную дерзкую интригу, надо нам подумать о том, чтобы ты съехала от родителей. Как насчет того, чтобы переехать сюда?

— Что? — воскликнула я, чувствуя, как сердце готово выскочить из груди, — Но… но как же учеба… и вообще…

— Ммм, — иронично протянул он и рассмеялся, — На этом твой энтузиазм заканчивается? Ладно, шучу. Я имел в виду, что мог бы тебе снять квартиру в Москве. Хотя нет — лучше у родителей попросить помочь. Это будет… надежнее…

— Но когда-нибудь кто-нибудь может увидеть нас там… и тогда…

— И тогда? — его голос звучал вызывающе иронично.

Я тяжело вздохнула и веря, и не веря, и предвкушая, и ужасаясь. Впрочем… В этот момент снова зазвонил телефон Мити. Он нехотя взглянул на экран.

— Какого черта! Никакого покоя! — раздосадованно вздохнул он и принял вызов. Пока он вел какую-то скучную деловую беседу, я невольно улыбалась мыслям о намечающемся будущем. Перспектива нашей с ним задумки была дурманяще притягательной. Вообще-то это была опасная, дерзкая, вызывающая, беспринципная выходка! Во всем теле закипало сладостное ощущение полета. Воспоминания о нашей пьяняще беззастенчивой близости заставили меня облизать пересохшие губы.

— Ладно, — уныло протянул Митя, — Думаю, через десять минут буду. Только предупреди, что у меня совещание в 6, чтобы не было никаких задержек. Окей.

Он небрежно бросил телефон на подставку между подлокотниками и скептически вздохнул.

— Как же задолбали! Ни хрена без меня не могут! Первый отпуск за последние два года!

— Что случилось? — озадаченно поинтересовалась я.

— Придется на полчасика заскочить в офис. Там один спонсор намечается. Готов взяться за новый проект. Сам не знаю, зачем мне это нужно. Можно было давно пустить все на самотек, передав все дела управляющим, и без напряга извлекать прибыль, а меня все тянет на новые высоты. Не хочу стоять на месте.

— Ну, ладно. Честно говоря, я вообще пока не готова обзаводиться машиной.

— Да брось. Обязательно сегодня выберем тебе модель.

В офисе мне пришлось больше часа прождать его на кожаном диване в приемной, и я просто умирала от скуки. Когда дверь переговорной открылась, показался Митя, оживленный и очень серьезный. Сегодня на нем были темно-синие джинсы и рубашка, а великолепного покроя голубой пиджак подчеркивал ширину плеч и узость бедер. Я поймала себя на том, что глупо улыбаюсь, невольно им любуясь. Из-за его спины показался мужчина лет пятидесяти солидной наружности, просто одетый, но по всему виду деловой и далеко не бедный. Был в нем какой-то налет шика, хотя его заурядная внешность совершенно не бросалась в глаза. Держался он с достоинством, был полноват, но гармонично сложен, лицо его не было чем-либо примечательно кроме пронзительно-карих сверлящих глаз и неприятной формы губ как у Майкла Дугласа. Они выглядели так, словно были постоянно растянуты в брезгливой усмешке. Он окинул меня с нескрываемым любопытством того свойства, от которого меня тошнило в мужчинах его возраста — он явно оценивал меня как женщину, хотя я годилась ему даже во внучки. Митя бросил на меня короткий взгляд и поспешно сообщил своему посетителю, указывая на меня рукой: «Моя сестра, Марина».

— Сестра? — недоверчиво приподнял одну бровь он, словно ни при каких обстоятельствах не мог в это поверить. Потом, вроде бы, как-то переварил это обстоятельство, хотя и отнесся к нему явно скептически.

— Марин, это один хороший знакомый отца, Астраханов Юрий Всеволодович.

— Очень приятно, — холодно ответила я, смутно припоминая, что уже где-то слышала эту фамилию. Этот тип мне точно был неприятен.

Юрий Всеволодович вдруг нахмурил брови, и что-то в его лице мне показалось опасным, затем он, словно стряхнув с себя какое-то наваждение, придал своему лицу выражение любезности.

— Мне тоже очень приятно. Хм, ну надо же, дочь и сын Дорофеева… Что ж, любопытно было увидеть вас обоих. Вася много о вас рассказывал. Души в вас не чает. Вы, кстати, чем-то похожи. Сразу видно, что отцовой породы.

У меня в груди шевельнулось что-то холодное. Я фактически не слышала, о чем еще Дима говорил с этим человеком из-за волнения, и ощущение тревоги все это время неровно пульсировало у меня в висках и животе. Мне все хотелось притронуться к кожаному ремешку на собственной шее, чтобы спрятать его, сделать невидимым. Мне казалось, что он просто кричит о нашем грехопадении, и этот человек словно видит все насквозь. Когда он, наконец, ушел, бросив на меня напоследок какой-то странный неприятный взгляд, который не понятно что означал, мне явно полегчало.

— Какой противный тип, — заметила я, уже сидя рядом с братом в его автомобиле.

— Да не знаю, — скептически пожал плечами Митя, — Дело с ним точно иметь можно. Кстати, это его сын погиб тогда в автокатастрофе на новый год. Помнишь?

— О! Точно! Мне фамилия сразу показалась знакомой!

— Знаешь, тогда кое-кто винил меня в его смерти… Считали, что она мне выгодна. У нас с ним был неприятный конфликт. По правде говоря, премерзкий был мужик. К счастью, его отец и не думал верить в эти слухи. Знаешь, я ему за это благодарен. В те дни у меня был весьма тяжелый период. Многое было поставлено на карту…

— Почему ты мне ничего не рассказал тогда? — искренне возмутилась я.

— Считаешь, я и без этого мало тебе проблем создал? — усмехнулся брат.

— Это не имеет значения! Я хотела бы тебя поддержать…

— Поддержишь еще, если будем вести себя осторожно, — он бросил на меня короткий взгляд, в который сразу было вложено все — похоть, нежность, доминирование, азарт, голод… любовь…

Когда мы вернулись на его квартиру поздно вечером, я чувствовала себя уставшей и счастливой. В Москве через пару недель Митя купит мне автомобиль моей мечты. Впрочем, я и сама толком не могла сказать, хотела ли я вообще когда-нибудь иметь машину. Просто мне было приятно, что брат так меня балует. В салоне мне ужасно хотелось держать себя с ним, как его девушка, но он, словно предчувствуя те вольности, которые я хотела бы допустить, сразу упомянул при менеджере, что я его сестра. Вечно он носится с этой осторожностью!

Стоило нам оказаться в замкнутых стенах пространства, принадлежащего только нам, электрический разряд, соединяющий нас практически постоянно, возрос во сто крат. Мне показалось, что сегодня между нами появилась какая-то новая тайна, прорыв на другой уровень, взлет на новую высоту. Я прижалась спиной к входной двери, вытаскивая ноги из туфель на шпильках с острыми носами. Митя склонился надо мной, положив ладони на дверь и, не прикасаясь ко мне, казалось, насиловал меня взглядом. Я запустила руки под его распахнувшийся пиджак, пройдясь ладонями по его мощному торсу, буквально чувствуя, как в его венах бурно вскипает кровь, учащая дыхание, меняя его запах, повышая его температуру. Я стала расстегивать пуговицы его рубашки, но пальцы у меня уже ослабли от волнения, потому что я не знала, как долго еще этот зверь позволит мне наслаждаться его телом. Наконец я распахнула его рубашку и пробежалась пальцами по его обнаженной талии, рельефной груди, подтянутому животу в кубиках натренированных мышц. Потянувшись к нему, слегка поднявшись на цыпочки, я скользнула язычком от его ключицы вверх по шее, туда, где напряженно билась артерия. Только ее быстрые импульсы и выдавали его напряжение. Я обвила руками его шею и потеребила кончиками пальцев жесткие волосы у него на затылке. Он насмешливо выжидал момент, терпеливо вынося мои робкие ласки, словно дикий лев, по странному стечению обстоятельств пощадивший свою жертву. Может, всего лишь был не достаточно голоден. Пока.

Стараясь не думать о том, как он на меня сейчас смотрит, я расстегнула ремень на его джинсах, затем пуговицу и молнию на брюках. Пальцы коснулись его горячего твердого члена сквозь тонкую ткань влажного белья. Губами я потянулась к мочке его уха, а рукой медленно обнажила скользкую головку его члена и потерла ее пальчиками. Митя невольно шевельнулся и потерся лицом о мою щеку.

— И долго я еще должен это терпеть? — явно ухмыляясь, поинтересовался он.

— Тебе не нравится? — кокетливо улыбнулась я, запуская пальцы в его боксеры.

— Мне нравится все, что ты делаешь. Но, как ты уже заметила, я довольно испорченный тип и предпочитаю весьма изощренные способы получения удовольствия.

Я вдруг отстранилась от него.

— И ты… со всеми своими девушками проделывал такие вещи?

— Уже ревнуешь к ним мои орудия пыток? — рассмеялся он.

Я напряженно замолчала, а потом ловко выскользнула из-под его руки, направившись в сторону ванной.

— Ну и на что же ты надеешься, убегая? — усмехнулся он мне в след.

— Просто иду в душ, — успела ответить я надменно, демонстрируя полное равнодушие, но в следующую секунду брат настиг меня, нежно притянув к себе спиной.

— По-моему, я не позволял тебе своевольничать, — сладко прошипел он мне в ухо. В его голосе снова слышались дикие нотки безумия. Меня охватил знакомый страх перед неизвестностью, но на этот раз мне совсем не хотелось ему уступать. Я убеждала себя, что по крайней мере ничего нового я уже не испытаю. Только пульс все равно предательски вспыхивал даже там, где его не должно было быть.

— Наивная… беззащитная… влюбленная сестренка, — насмешливо пел он своим цинично прекрасным низким голосом, — Хотела услышать, что ты для меня лучше всех? Пока что из всех ты оказалась самой нежной и слабой, податливой и такой невинной, — его голос снова перешел на волнующий и одновременно пугающий своими коварными нотками шепот, — Признаюсь, я просто обезумел от тебя… ведь трахать собственную сестру так возбуждающе дико… Даже не знаю, смогу ли удерживать себя в рамках дозволенного. Ты сама провоцируешь меня всякий раз.

Меня сковал трепет. Мне казалось, что после того раза, когда он связал меня без предупреждения, так страшно уже не будет никогда, ведь это будет более предсказуемо. Но вот я опять замерла в его объятиях в ожидании своего приговора, не зная, что меня ждет впереди. Безумец он или провокатор и лжец, я не знала. Я снова запуталась в паутине его сладостных угроз и опасных соблазнов. Даже слов уже не находила. Просто ждала.

За руку, словно глупую куклу, он подвел меня к окну. Его движения были грациозными и мягкими, словно шаги барса по заснеженным уступам, и такими же обманчиво безобидными. Я стояла у окна, слегка опершись о холодную поверхность заледеневшими ладонями. На мне было элегантное маленькое черное платье до середины бедра, на бретелях, совсем тоненьких на плечах и постепенно расширяющихся по линии треугольного выреза. Волосы были собраны в высокий хвост чуть пониже макушки. На улице он красиво развевался на ветру и хлестал меня по плечам и спине. Я смотрела на свое полупрозрачное отражение на стекле, за которым опускался насыщенный синий вечер. Там дремал парк, раскинувшийся на обширных холмах, вдалеке светились желтыми квадратами окна домов. Я стояла испуганная, совсем юная, нежная, словно школьница на выпускном. А за моей спиной в отражении уже промелькнула тень. Она приблизилась сзади, взяла меня за одну руку и застегнула на ней черный кожаный браслет, затем нежно обняла и окутала жаром своего тела, сбила дыхание настойчивостью прикосновений.

Я думала, что он снова сцепит руки у меня за спиной, но он сцепил их впереди. К цепи между браслетами присоединил тонкую длинную золотистую цепочку и потянул ее, чтобы я обернулась к нему.

— Снова станешь просить пощады?

Я только беззащитно усмехнулась краем рта, еще не понимая, что он собирается делать, пока не увидела, как он перебрасывает один конец цепи через турникет, на котором подтягивался каждое утро. Он потянул за переброшенный конец цепи, и мои руки поднялись вверх, полностью обезоруживая мое тело. Из стены напротив торчало металлическое кольцо, к которому он пристегнул мою цепь на нужную длину. Митя подошел ко мне вплотную и слегка склонился, чтобы поцеловать, и пока я в мучительной борьбе с собственной

гордостью жадно принимала ласки его губ, нежно погладив мои бедра под коротенькой юбкой платья, он спустил с меня трусики так, чтобы они были видны чуть выше колен, а облегающую юбку приподнял чуть выше уровня зоны паха, оставляя для обозрения белоснежные пухлые лепестки. Затем он отступил на несколько шагов, любуясь своим шедевром, и удалился в душ.

Он вернулся весь голый и влажный. Его член был вздыблен до предела, и я не без вожделения отметила для себя его величину. Он прошелся через всю комнату, натренированный и грациозный, словно античный воин, готовый бесстрашно нагим сразиться со львом. Одну руку он держал за спиной, словно нес в ней опасное оружие, которым должен был поразить коварного врага. Приблизившись вплотную, он прильнул ко мне низом живота, слегка обхватив меня одной рукой за попку. Я дернулась, словно от ожога, чувствуя горячую влагу его члена у себя на животе. Его бедра едва заметно покачивались, распаляя во мне страсть.

— Что у тебя в руке? — предательски нежным голосом пролепетала я, стараясь себя убедить, что мне это вообще показалось.

Митя улыбнулся мне в лицо, поглаживая мое голое бедро ладонью, а по моей спине прошлось что-то гладкое и холодное. Я слегка дрогнула. Тогда брат отошел от меня в сторону, и я увидела в его руке стальной блестящий гладкий стержень на черной пластиковой ручке. Я сглотнула и невольно попыталась опустить руки. Цепь звякнула и неприятно заскрежетала. Вторая его рука вдруг сомкнулась на его члене и он принялся водить по нему рукой вверх и вниз, в упор глядя на меня иронично усмехающимися глазами. Я невольно приоткрыла рот от изумления, не в силах отвести взгляд от этой страстной игры. Как же он был красив сейчас — красив и мощен, со своим членом в одной руке и этим стальным стержнем в другой. На всем его теле завораживающе перекатывались мускулы. Широкая грудь вздымалась все чаще с каждой секундой и рука двигалась вдоль взмокшего члена все быстрее и быстрее, пока он не задышал тяжело, словно после бега, и из сверкающей головки на пол не брызнули тяжелые белые капли.

Я неожиданно для себя заметила, что тоже очень часто дышу… Митя приблизился ко мне, но не касаясь, обошел кругом. Я невольно дернула руками в бесполезной попытке освободиться. Даже не знаю зачем — чтобы к нему прикоснуться или чтобы от него защититься. Наконец он взял меня за хвост и слегка оттянул голову назад.

— Я хочу чтобы ты знала, — прошептал он мне в губы, — Я никогда не причиню тебе боль по-настоящему. Поняла?

Я бесшумно шевельнула губами в знак согласия, вдыхая свежий аромат его кожи, геля для душа и феромонов. Он склонился к моему лицу, собираясь поцеловать, почти коснувшись моих губ своими губами, но в последний момент словно передумал, и провел холодным гладким металлическим стержнем по моему лобку и половым губкам, слегка раздвинув концом их лепестки. Медленно водя стержнем по клитору, он стал щекотать языком мою шею. Это было довольно приятно.

— Вообще-то мне холодно, — насмешливо улыбнулась я, ласкаясь щекой о его щетину. Наши губы на миг встретились в скользящем поцелуе, а в следующее мгновение между ног проскочила электрическая искра, заставившая меня судорожно вздрогнуть, жадно хватая воздух ртом. Он не сводил глаз с моего лица, по которому горячо разливался румянец. Металлический стержень мягко прошелся у меня между ног под другим углом и плавно заскользил, покрывшись влагой, пока я не начала задыхаться, склонив голову к его плечу. Тогда он слегка отстранился и снова пустил разряд, более сильный, чем предыдущий. Когда стержень проник в мою щелку, Митя стоял за моей спиной, одной рукой лаская мой клитор и упиваясь запахом моих волос, которые он только что распустил. Разряд… Еще разряд… Я выгибалась, как пантера, которую охотники поймали в сеть, лишая свободы. Когда я забилась в его объятьях в конвульсиях, металлический стержень с громким звоном упал на пол, а в меня вошел горячий член брата, до боли удушающего меня в пылких объятьях. Цепь скрежетала у нас над головой. Несколько мощных толков почти лишили нас обоих чувств. Опаляя мне жаром своего дыхания затылок, Митя отстегнул цепь с моих наручников и развернул к себе.

— Я люблю тебя, — с пугающей непоколебимой уверенностью выдохнул он.

— Я тоже тебя люблю, — пролепетала я, охватывая его за шею все еще сцепленными вместе руками.

Следующий солнечный и как всегда прохладный в северной столице день сулил нам весьма приятное времяпрепровождение: теплоходы, дворцы, фонтаны, рестораны, магазины только и ждали нашего капризного внимания. Но в обед позвонил этот ужасный тип Юрий Всеволодович и пригласил нас обоих на ужин. Конечно, это должен был быть деловой ужин с Митей, но меня он тоже настоятельно звал из вежливости, «чтобы очаровательная сестра не скучала в одиночестве». Честно скажу, шла я на это мероприятие с очень тяжелым сердцем, но отказаться было бы неудобно.

Зато мы с Митей как всегда разоделись в пух и прах, явившись в ресторан как на парад звезд, блистающие, дерзко красивые и самоуверенные. Впрочем, для данного заведения вид у нас был совершенно уместный. Юрий Всеволодович на самом деле оказался не совсем уж таким отвратительным, каким показался мне на первый взгляд. Конечно, большой симпатией к нему я все равно не прониклась, но по крайней мере он преподнес себя как хорошего рассказчика с неплохим чувством юмора. Тем не менее, вечер слишком затянулся, и я скучающе переключала взгляд с одного посетителя в зале на другого.

— Вижу, твоя очаровательная сестра уже утомилась, — лениво заметил Юрий Всеволодович вдруг.

Я виновато улыбнулась.

— Думаю, у меня есть кое-что, что могло бы вас обоих заинтересовать.

Он сделал знак своему человеку, дежурившему невдалеке за одним из соседних столиков, и через некоторое время ему принесли ноутбук. Я вопросительно взглянула на брата, но тот был непроницаем как всегда. Юрий Всеволодович неуклюже пощелкал по клавишам своими короткими толстыми пальцами, видимо, что-то загружая, а затем развернул ноут так, чтобы нам с Митей обоим был виден экран. Там проигрывалось какое-то видео, но оно было темным и без звука. Я слегка склонилась, чтобы рассмотреть, но вдруг лицо мое онемело, а все тело ослабло. Я отпрянула назад, в немом замешательстве глядя на Митю. Он ошарашенно уставился на экран: там стоял он сам, совершенно голый, и мастурбировал глядя на меня, полуобнаженную и прикованную цепью к турнику.

Митя вдруг вскочил с места. Его лицо налилось холодной яростью.

— А ну сел, сопляк! — вдруг взревел Юрий Всеволодович, изменившимся голосом, — Если не хочешь, чтобы все узнали, что твоя сестра — грязная похотливая шлюха, а ты сам — моральный урод и извращенец!

Казалось, весь ресторан слышал его вопли. Митя захлебнулся яростью, но все же сел, сжав кулаки, а я даже не чувствовала своего тела от овладевшего им ужаса. Мне впервые стало понятным, почему люди падают в обморок от сильного прилива чувств.

— Вот так, — презрительно сцедил Юрий Всеволодович, — В твоем положении, вонючий щенок, выступать неуместно.

Юрий Всеволодович развернул ноутбук к себе и какое-то время пялился на экран с самой гнусной сладострастной улыбочкой и елейным блеском в жгучих сверлящих глазах. Я то ли горела, то ли леденела с ног до головы и просто приросла к сидению, не смея ни вдохнуть, ни выдохнуть. Казалось все лица в ресторане были обращены на нас, все глаза сверлили нас взглядами, все уши жадно прислушивались к тому, что происходило за нашим столиком.

— Признаться, ваши выкрутасы доставили мне изрядно удовольствия сегодня утром, — пошленько посмеиваясь, заявил он, — Очень недурно, молодые люди. Очень недурно, — пробормотал он тоном ценителя.

Митя рядом со мной дышал, словно озлобленный волк — и растерянный, и решительный одновременно, кажется, готовый на все.

— Ах, вы только полюбуйтесь на это! — фальшиво радовался Юрий Всеволодович, еще пощелкав по кнопкам, и снова разворачивая к нам ноут.

Наши лица были сняты крупным планом и достаточно хорошо освещены, чтобы можно было с уверенностью утверждать, кто был на видео.

— Может быть, желаете посмотреть со звуком? — не унимался наш мучитель, — Качество получилось отменным!

Мы с братом застыли как статуи. «Вот он — час расплаты», — подумала я. «Вот он — наш конец», наверняка подумал Митя.

— Что ж, Дмитрий Васильевич, — наконец снова перешел на серьезный тон Юрий Всеволодович, резко захлопнув крышку ноутбука, — Поскольку мы с вами серьезные деловые люди (вы-то наверняка о себе чрезвычайно высокого мнения), давайте-ка сразу без дальнейших проволочек расставим точки над i. Со своим бизнесом вы, конечно же, можете распрощаться, точно также как со своими счетами. Это совершенно решено. Это, конечно, если не желаете, чтобы данное видео побило все рекорды по просмотру в интернете. К тому же сразу предупреждаю вас, я намерен пошерстить и вашего уважаемого папашу. За воспитание такого потомства нужно платить, я считаю, и дорого. Засим, рекомендую вам внимательно послушать, каким образом мы уладим все возникшие перед нами проблемы. Полагаю, причины подобного моего к вам отношения, вам известны.

Все следующее время он говорил. Говорил много, и все, что он говорил, было ужасно. Моего брата он лишал фактически всего под угрозой обвинения в убийстве, и у меня голова кружилась и к горлу подступала тошнота, когда я слушала, о каких суммах и проектах идет речь. Что до меня, то я видела для себя только один выход — какая-нибудь съемная квартира на другом конце Москвы, подальше от родителей, какая-нибудь работа, чтобы хотя бы сводить концы с концами. Отчисление из вуза? Перевод на заочное? Вечернее? Господи, я понятия не имела, как можно существовать совершенно одной! Если все узнают еще и в университете, а также в кругу знакомых и друзей семьи, то что мне вообще остается?! Я знала отца… да и мать тоже знала. Это конец.

На следующий день мы выключили мобильные телефоны, не зная, что отвечать родителям, если они вдруг позвонят. В квартире, конечно же, обнаружилось несколько скрытых камер и микрофонов. Мы оба были раздавлены и метались, как загнанные звери, не зная, что предпринять. Все же единственным адекватным решением было вернуться в Москву и явиться к родителям с повинной. Вдруг поймут. Впрочем… С другой стороны — что нам еще терять? Наш шантажист уверил нас, что родители уже получили «киношку» в лучшем виде.

Собственно, так и получилось, что в воскресенье утром мы оба стояли перед входной дверью в наш коттедж в Подмосковье, с замиранием сердца вслушиваясь в мелодичные раскаты звонка по дому. Мама открыла дверь. Я подняла на нее глаза и тут же поняла, что она знает. Казалось, она постарела на n лет. Ее губы подергивались в отвращении и ярости.

— Он сделал это насильно? — остервенело сцедила мама ледяным срывающимся голосом.

Я слабо помотала головой и тут же получила звонкую пощечину. От ее ногтей на щеке пролегла жгучая алая полоса. Она грубо схватила меня за руку и рванула на себя в комнату.

— Марш к себе в комнату! А ты… , — зло прошипела она, глядя на Митю, стоящего за моей спиной, — Ты… Убирайся вон, скотина поганая! Больше никогда не хочу тебя видеть! Отец из-за тебя в больнице с сердечным приступом!

Из моей груди вдруг вырвались рыдания.

— Это не только он виноват!

— А ну пошла к себе немедленно! Я еще тебе такое устрою! На всю жизнь запомнишь.

Захлебываясь от слез, я бросила последний взгляд на Митю, отрешенно глядящего на меня мимо мамы, пока дверь перед его носом не захлопнулась. Я бросилась к себе в комнату и заперлась. Мама стучала и орала под дверью, наверное, вечность, а я забилась в угол, зажав уши, урывками улавливая что-то вроде: «даже прислуга уже все разнесла по округе», «втоптали в грязь репутацию», «зажравшиеся неблагодарные свиньи» и все в таком же роде. Когда у нее кончились силы и она, плача, ушла, я начала собирать вещи.

В вечер вторника работы в клубе было не много, и шеф разрешил пораньше уйти домой. Я уже несколько раз подменяла других официанток, поэтому сегодня точно имела право рассчитывать на поблажки. Поясницу и шею ломило, босоножки на платформе и высоком каблуке надавили пальцы, голова уже шла кругом, хотя я прекрасно осознавала, что завтра утром меня ожидает семинар, перед которым нужно еще хоть что-нибудь прочитать. Нужные книжки уже недели две лежали аккуратной стопкой на полке, но до них так до сих пор и не дошли руки.

Последние посетители задушевно болтали, запрятавшись за уютными угловыми столиками. Я поймала на себе явно не невинный взгляд администратора Антона, и одарила его улыбочкой с упреком. Он виновато улыбнулся в ответ, вздохнул и раздосадованно повел головой, снова уткнувшись в монитор компьютера. Полчаса назад он опять предлагал проводить меня после работы и получил очередной отказ. Симпатичный он, конечно, этот Антон, но что-то у меня никакого настроения нет хоть сколько-нибудь терзать себе сердце.

Я глянула на наручные часы — без двух минут два. Ну, наконец-то! Обойдя зал слева и сделав ради этого большой круг, чтобы лишний раз не провоцировать Антона, я прошла по уже затемненному коридору в раздевалку и устало остановилась перед зеркалом, тут же снимая с себя тяжелые замшевые босоножки с бахромой и распуская тугой хвост на затылке. Черные волосы приятно рассыпались по плечам и спине, и я с наслаждением пропустила пальцы сквозь густые пряди, чтобы немного размять кожу головы. Я окинула себя критическим взглядом. Кажется, еще похудела — безумный ритм жизни и регулярные занятия танцами не могли не сказаться на внешности. Что осталось от той холеной избалованной домашней девочки с нежным мягким овалом лица и персиковым румянцем? Да ничего! В зеркале я видела заостренные черты, пронзительный холодный взгляд зеленых глаз с ресницами вразлет, тонкие надменные брови, непокорные волны черных волос до талии, остро очерченные ключицы, тоненькая талия, почти поджарый живот и длиннющие ноги танцовщицы. Видел бы ты, Антон, какой я была раньше! Впрочем, знаю, что тебя во мне привлекает сейчас, да на самом деле всех вас: повадки, движения и взгляд дикой кошки, недоступной и всем вам чуждой, а потому загадочной.

Я стянула с себя неприлично короткие узкие шорты с рваным краем и пояском из тонких полосок бежевой кожи (неотъемлемый атрибут униформы нашего клуба) и развязала стянутую на животе узлом клетчатую рубашку, оставшись в тугом спортивном нижнем белье. Закинув голову, я начала разминать шею, когда дверь вдруг скрипнула. Я медленно оглянулась через плечо и, ни капли не удивившись, увидела Антона, подпирающего плечом стену и скрестившего на груди руки.

— Стучать тебя не учили? — стараясь быть не слишком резкой и не слишком мягкой одновременно, поинтересовалась я, взяла со стула джинсы и быстро их натянула, не давая ему понять, смущена я или нет, и не прикрываясь. Он покусал губы.

— У тебя кто-то есть, Марин?

— Нет и в ближайшее время точно не будет, — холодно бросила я, надевая футболку и переходя к сапогам.

— Откуда такая уверенность?

— Потому что я этого не хочу. Неужели это так сложно понять?

— Но… , — он приблизился, явно пожирая меня взглядом.

Я не обращала на него внимания, продолжая собирать сумку, и потянулась за своей кожаной курткой.

— Что если ты влюбишься? Ведь это не зависит от наших желаний, — взволнованно выдавил из себя он.

Этот наивный вопрос невольно заставил меня тихо рассмеяться и встретиться с ним глазами. Я специально демонстративно смотрела прямо на него, цинично изобразив на лице унылую ухмылку. Мой бедный поклонник молчал.

Антон был крашеным блондином со стрижкой «ёжик», всегда старательно уложенной пенкой для укладки. Милый молодой человек с правильными тонкими чертами лица, худощавый, не качок, но крепкий, широкоплечий, несколько излишне утонченный, пожалуй. Мужской персонал клуба носил вываренные джинсы на тяжелом светлом кожаном ремне и клетчатые рубашки, заправленные за пояс, на шее — ковбойский платок. Униформа Антону была явно к лицу, подчеркивая красивый переход от узких бедер и тонкого торса к широкой груди и плечам. В общем, девчонки от таких тащатся, если им нравятся милые романтичные мальчики.
Я заметила в его глазах тоску и вожделение. Последнее еще вовсю выпирало под его узкими джинсами. Жалко парня, но ничего не поделаешь. Лучше просто свести общение до минимума или пусть увольняется к черту, раз он так страдает, а я не могу принести в жертву такую хорошую работу из-за глупых приставаний на рабочем месте. Я натянула куртку, накинула на плечо сумку и уверенно направилась к двери, бросив равнодушное «пока». Когда я проходила мимо него, он поймал меня за локоть. Я закинула назад голову в раздражении и театрально вздохнула, разворачиваясь к нему и мотнув тяжелыми волнами волос.

— Чего тебе еще? — добивая его скучающим взглядом из-под томных ресниц, протянула я.

— Один поцелуй.

— Что? — я специально повыразительнее округлила глаза и развела руками, — Может, мне еще переспать с тобой из жалости?

На какой-то миг во всем его лице отразился гнев, но тут же затух. Он ослабил захват моей руки и отвернулся.

— Не кисни ты, Антош, — нравоучительным тоном посоветовала я и вышла, еще раз бросив «пока» уже из коридора.

Очаровательная сценка — ничего не скажешь. Мои щеки немного зарделись под внушительным слоем вечернего макияжа, но сердце билось ровно и спокойно. Всего лишь очередной приятный случай потешить собственное самолюбие.

Я вышла в свежую осеннюю ночь. Днем Москва полыхала в пламени золотой осени, словно готовилась ко встрече самого Наполеона, а сейчас все окутывала мягкая теплая тьма. Только там, где горели фонари, можно было угадать легкий трепет желтых кленов на фоне синих теней дорог и домов. Улицы погрузились в тишину, только где-то вдалеке слабо шелестели колеса одиноких автомобилей по асфальту. Чтобы поймать машину, мне нужно было выбраться из лабиринтов сонных переулков на Садовое.

Ходить по ночной Москве у меня уже вошло в приятную привычку: такой она теперь нравилась мне намного больше — таинственная торжественность и никакой суеты. Борясь с усталостью, я наслаждалась теплым штилем и подсветкой фасадов и даже как-то потеряла бдительность. В какой-то момент мне вдруг показалось, что за мной кто-то идет. По спине пробежались мурашки, и я невольно оглянулась, к своему успокоению увидев позади совершенно пустую улицу. Я вышла на тротуар переулка, который мне предстояло пересечь, как вдруг где-то слева во тьме бешено взревел мотоциклетный двигатель и что-то большое, тяжелое и дико ревущее рвануло в моем направлении с невероятной скоростью. Чувствуя, как внутри образуется странный вакуум, я отскочила назад, хотя уже почти занесла ногу над проезжей частью, и в ту же секунду прямо в паре метров передо мной с визгом и лихим разворотом притормозил черный спортивный мотоцикл с мотоциклистом, как и его зверь, облаченном в черное. Темное забрало шлема переливалось в неверном свете ночного освещения, и обращенное ко мне лицо седока невозможно было разглядеть. Всего пару секунд он глядел на меня с откровенным безразличием манекена из металла и кожи, в которые был облачен, словно инопланетный пришелец. А я смотрела в его бездонно черное забрало, изрезанное бликами света, и чувствовала, как тело немеет, а сердце замирает в груди в неприятной невесомости. Затем он взглянул куда-то вперед, замер, словно в раздумье, с едва слышным скрипом крутанул рукой в кожаной черной перчатке вокруг ручки руля, снова глянул на меня в упор в последний раз и, с места вдруг рванув вперед и подняв машину на заднее колесо, стремительно унесся в даль. Меня обдало жаром двигателя и облаком выхлопа. Только секунд через тридцать, я осознала, что все еще стою на месте, как вкопанная, тяжело дышу, вся дрожу, и ноги у меня подкашиваются.

Наваждение какое-то… Был ли он вообще, этот мотоциклист или мне привиделось нечто потустороннее? Я постояла еще минуту на месте, глядя в даль, в которую только что унесся черный призрак. В животе вдруг вспыхнуло какое-то знакомое, но давно забытое ощущение. Я заставила себя сдвинуться с места невероятным усилием и медленно зашагала привычным маршрутом как загипнотизированная. В голове крутились мысли, которые мне, кажется, давно удалось задвинуть в глубины подсознания. Сейчас я боролась с ними, тщетно пытаясь загнать их обратно в клетку. Вместе с мыслями проснулись желания, и это было хуже всего, потому что в моей новой независимой жизни для них просто не было предусмотрено место.

На следующий день я опозорилась на сессии, на танцах растянула запястье по собственной глупости, и меня с гневом отправили на больничный недели на две как минимум, а после следующей ночной смены я попросила Антона меня проводить. Его глаза сияли, когда он вел меня за руку сквозь ночную тьму гордый за возложенную на него роль.

С содроганием сердца я приближалась к тому переулку, словно ожидала там за углом своего приговора. Стоило нам показаться из-за угла, я уже точно знала, что призрак там, поджидает в засаде с едва-едва клокочущим двигателем, готовый в любую секунду взреветь для атаки. Счастливый Антон болтал без остановки, поэтому, когда мотогонщик промчался как вихрь прямо перед нами, даже не взглянув в мою сторону, Антон и ухом не повел, а меня вдруг объяла паника: сердце готово было вырваться из груди, руки дрожали, дыхание сбилось. «Этого быть не может… Этого просто не может быть!» — пульсировало в висках и животе. «Он преследует меня, выслеживает, поджидает». От осознания этого сердце уходило в пятки, а в голове приятно гудело как от легкого похмелья.

Антон поймал мне такси и раскрыл передо мной дверцу, явно ожидая поощрительного поцелуя за труды. Меня всю трясло, и я с трудом соображала, где нахожусь. Когда он наклонился к моему лицу, слегка склонив голову на бок и не смея даже прикоснуться ко мне рукой, я безучастно позволила поцеловать себя в губы. Его поцелуй был мятным и слишком нежным для юноши, который так долго добивался вожделенной цели. Он даже не воспользовался языком. Впрочем, оно и к лучшему. Я села в автомобиль, дверца захлопнулась и в тот же миг Антон, клуб, московская осень — все перестало для меня существовать, был только этот черный байк и сидящий на нем верхом призрачный рыцарь в черных доспехах.

Всю следующую неделю он не появлялся ни разу, и меня всерьез мучили сомнения, появится ли он вновь, ведь он видел меня гуляющей с другим парнем за ручку. В сердце у меня медленно начал разрастаться страх, словно какая-нибудь смертельная опухоль. Не может быть, чтобы предчувствия меня обманывали. Он выследил именно меня и поэтому больше не исчезнет, раз заявил о себе подобным образом. Не знаю, почему я вбила себе в голову эту идею — просто знала и все, словно между нами установилась неразрывная связь. Наконец я увидела его еще раз. Он стоял вдалеке у фонаря в том же самом переулке в круге слабого желтого света. Мотоцикл был слегка склонен вправо, поэтому он упирался правой ногой в землю. Крепкое поджарое тело с широкими плечами, затянутое в жесткую черную кожу, склонялось над байком к рулю. Его шлем демонстративно повернулся в мою сторону и я невольно остановилась, повернув к нему голову, находясь под гипнотическим воздействием всей его демонически возбуждающей ауры. Пара секунд, и я двинулась ему наперерез через переулок, словно делая ему вызов своей решительностью и смелостью, зная, что он в любой момент может рвануть мне навстречу. На самом деле внутри у меня полыхала буря из страхов, упреков, вины и стыда. Когда вспыхнула фара его байка, обдавая меня потоком слепящего света, я всем телом ощущала на себе его взгляд. На мне сегодня были узкие джинсы, ботильоны на тонком каблучке, кремовое короткое распахнутое пальто и широкий элегантный шарф вокруг шеи. Я продефилировала, словно по подиуму, вся пылая и леденея одновременно, и когда дикий рев его мотоцикла пронесся за спиной, как реактивный самолет, я, не останавливаясь, оглянулась через плечо, чтобы проводить его взглядом. Антон в те дни ходил за мной по пятам, все ожидая улучшить момент, чтобы остаться наедине хотя бы на минуту, но я ловко ускользала прямо у него из-под носа. Только один раз ему удалось зажать меня в раздевалке и, набравшись смелости, запустить руки мне под шорты, чтобы облапать попку. Будь он посмелее, то мне пришлось бы как-то оправдываться перед ним за то, что трусики у меня насквозь были мокрыми из-за разыгравшегося не по его вине воображения. Проводить меня ему ни разу больше не посчастливилось, потому что я в последнее время совсем обнаглела и почти каждый день уходила пораньше, ссылаясь на нужды учебы. Шеф все понимал, только отшучивался ироничными замечаниями на тему моей «учебы» и звал меня не иначе как «лиса» или «чертовка», не забывая уточнить, сколько мужских сердец я съела на этой неделе на завтрак. Я смущенно оправдывалась и извинялась.

В ту ночь я снова закончила в два. Неестественно теплая для середины октября ночь будоражила инстинкты, будила забытые воспоминания, уничтожала всякую бдительность и вдохновляла на приключения. Вдохновляла, пока я не обнаружила, что на знакомом переулке снова никого не оказалось. Я не могла поверить в то, что это правда, и в растерянности оглядывалась по сторонам, словно неудачливая любовница, пришедшая на свидание одна. Что ж, так ведь не бывает, чтобы все складывалось непременно так, как мечтаешь. За эти два года я достаточно повзрослела, чтобы перестать верить в сказки. Мне казалось, что этот черный призрак был со мной на одной волне, ведал, чего я хочу, все прочел в моей походке, встревоженном, но не растерянном и прямом взгляде, в дерзком цвете волос, в чувственно приоткрытых губах. Что ж — пусть я ошиблась. Безумие страсти и тяга к опасности до добра не доводят, уж мне это точно было известно.

Таксист остановил автомобиль прямо напротив подъезда. Уже чувствуя почти лишающую сил усталость, я расплатилась с водителем и зашла в дом. Лампочка на лестничном пролете первого этажа, конечно, перегорела, и я стояла в островке слабого света на площадке. Я вызвала лифт и стала искать в сумке ключи, когда всем телом ощутила сзади чужое присутствие. Тут же спины коснулась чья-то рука и медленно прошлась вдоль позвоночника от шеи к пояснице. Леденея, я медленно повернулась и уперлась взглядом в широкую грудь, облаченную в черную кожаную наглухо застегнутую куртку. Я подняла глаза, но вместо лица увидела только черное стекло и черный металл мотоциклетного шлема. Словно желая уверить себя в нереальности происходящего, я растерянно мотнула головой и отступила назад. За спиной как раз открылась дверь лифта. Ошарашенная, я даже не могла заставить себя сдвинуться с места, глупо уставившись на внушительного роста фигуру, вдруг медленно двинувшуюся на меня. Продолжая отступать, я вдруг заметила в его руках, стянутых черными перчатками, толстый черный провод, который он крепко наматывал на пальцы обеих рук. Это уже не казалось романтичным или даже волнующем. В голове просто в панике пульсировала одна мысль: «Не хочу умирать».

Дверь лифта уже снова закрылась за моей спиной. Я попыталась взять себя в руки.

— Зачем вы… следили за мной? — заставляя себя контролировать эмоции, пролепетала я.

Нет ответа.

Я отступала назад, пока не уперлась спиной в уже закрывшиеся двери лифта. Мотоциклист медленно приблизился, вытянув вперед руки с проводом.

— Я… я буду кричать, — пробормотала я, борясь со спазмом в горле.

Человек в черном на секунду остановился и слегка склонил голову в шлеме, словно усмехнувшись, потом прижал провод к моей шее и, нежно просунув руки под волосы, стянул его за моей спиной узлом. Я боялась шелохнуться, хотя боли не чувствовала, только легкое давление, из-за которого было тяжело глотать. Одной рукой он сжимал узел на моем затылке. Другая рука в черной перчатке погладила мою щеку, а большой палец нежно прошелся по пылающим податливым губам. Я хотела упереться ладонями ему в грудь, но что-то случилось со мной в эту секунду, что я сама до сих пор не могу объяснить — мои руки легли на его узкие бедра и, дрожа, скользнули вверх по стройным бокам к широкой грудной клетке. Его пальцы плавно прошлись вниз по шее к быстро вздымающейся груди. Он медленно отвел в сторону воротник моей куртки, вместе с ним оттягивая одну ее полу и обнажая обтянутое узкой футболкой плечо.

Пискнул сигнал домофона, за дверью подъезда раздался какой-то шум. Мотоциклист нажал на кнопку вызова. Двери, на которые я опиралась, открылись, и я оступаясь, шагнула в лифт спиной вперед, а он вслед за мной. Он нажал мой этаж и вдруг убрал провод с моей шеи, а затем снял шлем. Передо мной стоял мой старший брат, еще более красивый, чем когда-либо или, возможно, воспоминания о его красоте уже частично стерлись из моей памяти за эти два года. Его волосы сильно отрасли и закрывали сзади всю шею, а спереди были зачесаны назад, подчеркивая античную гармонию его черт. В приподнятом уголке его губ замерла издевательская усмешка. Так вот что изводило меня все те годы — он и вправду был совершенством, от которого я никак не могла отказаться. Я и забыла, как меня пьянил его взгляд, его губы, его мощная атлетическая фигура, вся его дикая вызывающая аура.

— Дима… , — прошептала я ошарашенно, словно произнесла не его имя, а совершенно незнакомое слово из какого-то неизвестного мне языка.

— Рассчитывала увидеть кого-нибудь другого? — в одной руке он держал свой шлем и скрученный провод, другой рукой он беспощадно нежно ласкал мои губы, лицо, волосы, шею, — Ты очень похорошела, сестра, хотя сложно было себе представить, что можно стать еще красивее, чем ты была.

Я просто молча сгорала от еще не утихомирившегося страха, от волнения, от возбуждения, от счастья и горечи одновременно. Он склонил на бок голову, чтобы поцеловать, но лифт уже остановился и дверцы открылись. Он вышел на мою площадку и подошел к квартире.

— Следил за тобой уже давно, — пояснил он, подперев стену спиной и скрестив на груди руки, ожидая, пока я приду в себя, выйду из лифта и отопру дверь.

Вся дрожа, я на слабых ногах прошла мимо него к двери и все никак не могла попасть ключом в замок, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Я зашла в темную прихожую и включила свет. В квартире — полный бардак: книги, одежда, немытая посуда. Времени не остается ни на что. Когда он зашел, закрыв за собой дверь, мне показалось, что я снова попала в клетку с голодным зверем, совсем как тогда, в его комнате, в первый раз. Я была уверена, что он набросится на меня немедленно, но он просто снял куртку, оставшись в простой серой футболке и шикарных кожаных брюках, бросил ее на кресло вместе со шлемом и прошелся по квартире, заглядывая в каждую комнату. Как всегда в великолепной спортивной форме, развязный и уверенный в себе. Я тоже сняла куртку и ботильоны, мельком бросив на себя взгляд в зеркало: на мне была короткая светлая юбка в складку «а-ля японская школьница», короткие черные чулки чуть выше колена и облегающая черная футболка с длинным рукавом и модным принтом на груди. «Выгляжу до сих пор как подросток, — вдруг пришло мне в голову, — Как непокорный подросток, сбежавший из дома». Собственно, так оно по сути и было.

— Ты все-таки грязнуля, — усмехнулся он наконец, пока я растерянно пыталась убрать с видных мест самые неуместные вещицы.

— Я учусь на дневном, работаю в ночь и занимаюсь танцами, — обиженно выпалила я, краснея, — Мне даже спать некогда.

Он поднял с пола мой учебник английского и пролистал страницы.

— Сколько тебе еще учиться?

— Три года, — я нервно вздохнула, — Ужинать будешь? Или… чай, кофе?

Он пропустил мой вопрос мимо ушей, подошел к комоду и взял оттуда рамку с фотографией.

— Это еще кто? — удивленно взглянул он на меня. На ней была миловидная худенькая девчонка с мальчишеской короткой стрижкой, в бейсболке, спортивной майке явно без лифчика и в коротких шортах. Она вся была подтянутая и утонченная, как хорошенький мальчишка, и смотрела со снимка хитрым прищуром, надменно задрав подбородок и улыбаясь краем губ.

— Это… Надя… моя… бывшая девушка, — выдавила я из себя, не поднимая глаз.

— Твоя… девушка… ? — я даже не поняла, чего больше было в его голосе — удивления, сарказма, недоверия, возбуждения, упрека, — Шутишь? — недоверчиво улыбнулся он.

— Не шучу, — я упрямо потупила глаза, пытаясь разгадать то впечатление, которое на него произвела.

— Ты серьезно?

Я усмехнулась и смущенно поправила волосы. Дима все смотрел то на снимок, то на меня, и, казалось, теперь уже никак не мог прийти в себя.

— Знаешь, мне так проще было… После всего что случилось… , — тяжело вздохнула я, смущенная тем, что мне с трудом удается подобрать хотя бы какие-то слова для объяснения, — Мы вместе снимали квартиру, и она оказалась лесбиянкой… В общем, так вышло… И я ни о чем не жалею.

— Надо думать! — рассмеялся вдруг он легко и беспечно, словно все это было в порядке вещей, а меня пробрал озноб от этого его смеха, — И что же, родители и об этом знают? — немного посерьезнел он.

— А ты сам как думаешь?

— Надеюсь, что нет. Ты общаешься с ними?

— Мама звонит от силы раз в месяц. Формально выспрашивает про дела, учебу, интересуется, не нужны ли деньги… и все, — к горлу подступило противное чувство жалости к себе, и я закусила губу, чтобы не дрогнул подбородок.

Митя словно почувствовал мое настроение, потому что всякий раз, когда я отвечала ему, он не сводил с меня внимательных глаз.

— Знаешь, а она ничего так, — заметил он с неопределенной улыбкой, вдруг сменив тему, — И… кто у вас был главный?

Я нервно рассмеялась, закрыв руками лицо.

— Не твое дело!

— Ммм… , — многозначительно отметил он что-то про себя, еще раз глянул на фото и тут же заявил, — Уверен, что эта фифа тобой крутила, как хотела. Ты всегда была слабачкой.

Я сузила на него глаза в ироничном презрении, но в душе тут же с горечью признала, что это абсолютная правда. Только вот слабачкой я становлюсь исключительно рядом с ним, а вовсе не со всеми окружающими.

— Может… ты и о себе что-нибудь изволишь рассказать? — наконец взяла себя в руки я и вспомнила про свои обиды на него. Сколько раз я представляла себе эту встречу и то, как презрительно брошу ему в лицо все, что у меня накипело.

Он еще молча походил по комнате и в итоге сел на диван, смеривая меня каким-то непонятным взглядом. Я совсем перестала понимать его эмоции, впрочем, и раньше-то была не слишком в этом сильна.

— Иди ко мне. Нам действительно нужно поговорить, — наконец сказал он ничего не выражающим тоном и положил руку на диван рядом с собой. Меня через всю нервную систему прошиб электрический разряд и высветил в мозгу предупреждающую красную табличку «дежавю». Было тяжело дышать, тяжело стоять, тяжело глотать и совсем невозможно смотреть на него, а тем более подойти. Я пылала с головы до ног, как глупая тринадцатилетняя девчонка, пришедшая к двадцатидвухлетнему брату с самой тупой и безнадежной просьбой на свете — научить ее целоваться. Я дрожащей рукой поправила волосы, которые и без того уже были поправлены раз двадцать за последние десять минут и облизала пересохшие губы. Митя молчал, наблюдая за мной, как притаившийся зверь. Черт его знает, что там на уме у этих хищников — глаза не выражают ровным счетом ничего. Я тяжело вздохнула, чувствуя, как слезы обжигают глаза, и пошла к нему на ватных ногах, надеясь, что все же внешне не выгляжу также запуганно и беспомощно, как я ощущала себя изнутри.

Я остановилась рядом с ним, упершись дрожащими коленями в край диванной подушки и касаясь его колена. Я не поднимала глаз. Распущенные светлые волосы обдавали жаром шею, плечи, спину, руки, щекотали везде и вообще бесили меня ужасно.

— Садись, — приказал он, и я села на диван на колени, лицом к нему, неловко сложив руки перед собой.

— Ты по мне скучала? — он отодвинул в сторону волосы с моего лица, потом провел пальцами по ряду пуговиц на футболке. Я закусила губу.

— Конечно. Но… , — я запнулась в волнении, понимая, что я на грани полного срыва, — Ты мог бы сказать, что ты собирался вернуться… и ты мог бы сказать, куда едешь и на сколько…

Его рука опустилась на мое колено, поглаживая горящую жаром кожу и слегка запуская пальцы под юбку.

— Я понятия не имел, что буду делать и как буду дальше жить, поэтому мне просто нечего было тебе сказать…

Я не знала, что на это ответить, потому что мой разум начал постепенно мне отказывать, уступая место инстинктам. Я невольно ласкала взглядом его губы, шею, широкие плечи, мускулистую грудь, рельефно выступающую из-под тонкой ткани футболки, его узкие кожаные брюки, призывно топорщащиеся внизу живота. Мне хотелось прикоснуться к его длинным густым волосам, к его крепкому прессу и снова увидеть его дракона.

— Да уж, не ожидал я от тебя такого, — усмехнулся он, — Ладно еще по старшему брату сохнешь, но ЛГБТ… ! Ужас!

Мы оба невесело усмехнулись, и я осмелилась наконец встретиться с ним взглядом. Теперь меня уж точно ничего не могло спасти. Его пальцы ловко расстегнули несколько пуговок у меня на груди, скользнули вниз вдоль талии, подцепили край футболки и стянули ее вверх, а я послушно подняла руки. Пышную белую грудь стягивал бюстгальтер из тонкого кремового кружева. Митя пробежался пальцами по бретелькам, специально избегая прикасаться к моей коже, чтобы меня помучить, и мягко повелел: «Повернись». Я повернулась спиной, поднимая волосы, и он расстегнул замочек, обнажая мою грудь и бросая бюстгальтер за спинку дивана. Он тут же расстегнул сзади молнию на юбке и, когда я встала, она легко соскользнула на пол, а он медленно спустил с меня кремовые кружевные трусики. Его взгляд остановился на моем лобке. На белоснежной коже извивалась маленькая довольно-таки реалистичная сине-голубая змейка, изогнутый хвост которой скрывался в складочке между лепестками. Он довольно усмехнулся, нежно коснувшись ее пальцами, а я отпрянула в сторону и быстро бросила:

— Мне нужно в душ! И не смей меня останавливать!

Он лениво потянулся, любуясь моим обнаженным телом, на котором из одежды остались только черные чулки.

Я закрылась в ванной, тяжело дыша, словно от удушья, и быстро окинула себя в зеркале критическим взглядом. Юное безупречное тело, все пылающее от распаленной в нем страсти. Я тронула себя между ног — там все было мокро и горячо. Низ живота свело томительной судорогой, соски сжались в упругие розовые бутоны, губы горели. Мысли совсем спутались, и разбираться в них вовсе не хотелось. Кажется, я обещала себе его забыть и научиться его ненавидеть за то, что так надолго бросил меня одну, а вместо этого готова на все, как только он поманил! Пока я принимала горячий душ, обмазывала тело маслом и вытиралась, перед глазами так и стоял черный силуэт мотоциклиста на байке, поднимающемся на заднее колесо. Все-таки я полная дура и бесстыжая инфантильная нимфоманка, ведь именно такой меня теперь считают даже собственные родители. Все лицо горело в предвкушении ласк брата. Не может быть, чтобы кто-нибудь еще когда-нибудь смог заставить так пылать мои щеки и сверкать глаза.

Я выскользнула в прохладную после ванной комнату и увидела, что брат растянулся на диване и прикрыл глаза, закинув руку под голову. Я притворно усмехнулась и присела на полу на колени рядом с его плечом, поиграла слегка загнутыми кончиками черных волос, струящихся по его красивой шее, погладила алые чувственные губы кончиками пальцев и нетерпеливо прильнула к ним ртом. Митя, конечно, не спал, и его рука тут же обвилась вокруг моей шеи, притягивая меня крепче к его губам. Наши языки слились в неистовом поединке, и я тут же издала нетерпеливый стон неутоленного возбуждения, приподнимаясь на коленях и прижимаясь грудью к его груди. Наконец он ослабил свой захват и я взобралась на диван, нависнув над ним на четвереньках, изящно изгибая спину, как дикая кошка. Он все еще был одет, но в этот раз я не буду спешить, потому что хочу насладиться им постепенно и очень медленно. Мы снова сплелись губами в жадном поцелуе, то дразня друг друга, то изводя грубой настойчивостью, то распаляя невыносимо долгим влажным трением губ о губы. Его руки бесцеремонно исследовали мое скользкое от масла упругое тело, податливо гнущееся навстречу любому его движению, любому желанию. Он то нежно теребил кончики моих сосков, то крепко сжимал груди в ладонях, то сладостно медленно водил разгоряченными пальцами по моим стройным бокам, тонкой талии и бедрам, дразня, поглаживал плоский упругий животик, избегая прикасаться к моей пылающей киске. Все еще стоя над ним на четвереньках, охватив его тело ногами, я скользнула вверх, едва касаясь сосками его лица. Он по очереди ловил их губами, то заставляя меня тяжело дышать от боли, то тихо постанывать от нестерпимой неги, а его рука тем временем ласкала внутреннюю поверхность моих бедер, словно случайно иногда задевая то чувствительные складочки, то мягкие бугорки. Когда его палец проскользнул между моими половыми губками, я была настолько влажной и возбужденной, что любое прикосновение буквально вызывало во мне экстатическую нервную дрожь. Я еще продвинулась вдоль его тела вверх, пока моя припухшая киска не оказалась на уровне его лица. Я взглянула на него вниз, и наши глаза на несколько мгновений встретились — глаза опьяненных друг другом, обезумевших от страсти любовников, знающих, что занимаются тем, за что их весь мир будет осуждать до конца их дней. Наши губы одновременно изогнулись в презрительной усмешке, делающей вызов всем занудным праведникам, всем безупречным моралистам и завистливым лицемерам.

Прогнувшись в спине и упершись руками в подлокотник дивана, в который упиралась голова брата, я стала медленно качать бедрами, дразня его губы — то касаясь их своей киской, то отстраняясь, пока он не сжал мои бедра и не начал дразнить меня сам, уже лишенную сил для каких-либо игр. Он то нежно пробегал кончиком языка по моему пульсирующему, до предела эрегированному клитору, то слегка всасывал его губами, то жадно впивался во всю мою киску ртом, доводя меня до бесконтрольного упоительного экстаза. Я чувствовала, как его пальцы легко скользят вдоль моей щелки, лишь слегка проникая внутрь, распаляя и изводя, не позволяя мне пропустить их внутрь себя и испытать долгожданное облегчение, поэтому единственное, что мне оставалось — подчиняться его умелой игре, гореть, таять и сладостно просить о пощаде.

— Пожалуйста, — нежно шептала я, — Я больше не могу.

Но его губы продолжали звонко целовать, а язык прерывисто слизывать истекающие из меня соки.

— Дима… , — теряя дыхание и крепко прижимаясь к его лицу залепетала я, пропуская длинные тонкие пальцы сквозь густые черные пряди его волос, — Ты просто… сводишь меня с ума…

Когда я перестала наконец содрогаться и приподняла бедра, пальцы брата все еще продолжали двигаться по моей пульсирующей щелке и несколько раз проскользнули между ягодиц. Потом он выскользнул из-под меня и сел. Мы оба развернулись друг к другу и долго смотрели друг другу в глаза, пьянея, сходя с ума, просто слетая с катушек. Я метнулась к его губам, жадно впиваясь в них пылающим ротиком, сквозь угар возбуждения ощущая вкус своих выделений у него во рту. Когда я оторвалась от его губ, то увидела на его припухшей нижней губе кровь. Он тронул то место пальцами и как-то зловеще улыбнулся. Я сглотнула и замерла на пару секунд, пытаясь вообразить, во что мне это обойдется, но он тоже пока выжидал.

Я дрожащими руками потянулась, чтобы стянуть с него футболку. Он поднял руки, позволяя себя обнажить, словно из аристократических привычек в жизни сам не раздевался без посторонней помощи. Полулежа на диване в вальяжной позе он молча ждал, пока я сделаю все, что требуется. Я просто не могла им насытиться, то впиваясь в его окровавленные губы, то облизывая и кусая его шею, уши, плечи, грудь, соски. По-моему, я вечность провозилась с его ремнем, а когда высвободила наконец из жестких кожаных брюк его член, тут же принялась облизывать его головку, сползая перед ним на пол, на колени. Он был весь влажный и скользкий от смазки, и его запах сводил меня с ума. Я облизывала его дракона и его мошонку, а потом скользила дрожащими пальчиками по шершавой влажной коже, язычком жадно лаская сильно набухшую головку. Когда его член совсем затвердел, Митя ухватил меня за волосы на затылке и прижал к себе, не позволяя отстраниться. Я краем глаза видела, как вздулись мышцы на его мощной руке. Его тело содрогалось и извивалось подо мной, играя мускулами и словно наливаясь жизненной силой. Я держала его за бедра, облаченные в черную кожу и нежно стонала, сходя с ума от мощной пульсации во рту. Когда рот начала заполнять его сперма, я изо всех сил уперлась руками в ноги брата и попыталась отстраниться, потому что не ожидала, что ее будет так много. К горлу подступила тошнота, но он неистово стонал, закинув на спинку дивана голову и только сильнее прижимал меня к своему паху. Я жалобно замычала, все продолжая вырываться и вцепляясь острыми ногтями в его бока. Стоило ему ослабить захват, я вскочила, прижимая ладонь ко рту, и стремительно унеслась в ванную. Черт, кажется это было для меня как-то слишком, хотя, вспомнив практически нереально прекрасный образ мотогонщика в шлеме, я невольно усмехнулась, глядя на себя в зеркало и обмывая водой алые припухшие губки.

Когда я вышла из ванной, Митя оказался на кухне. Он заглянул в холодильник и обернулся ко мне, изображая на лице насмешливый упрек.

— Ты вообще что-нибудь ешь?

— Нууу, — кокетливо потянула я, — Я же танцами теперь занимаюсь — сижу на тысяче двухстах килокалориях в сутки. Если хочешь, разогрею тебе пиццу.

Он кивнул и проследил взглядом, как я прошла обратно в комнату, подняла с дивана его футболку, но поняв, что она влажная от пота, отбросила ее в сторону. Порывшись в шкафу, я надела короткую свободную черную тунику с изящным прозрачным кружевом вдоль длинного рукава и с тонким шнурком-пояском на уровне талии. Из широкого выреза тут же выскользнуло гладкое белое плечо. Его кожаные брюки все еще не были застегнуты, хотя в разрезе теперь был виден только красивый подтянутый живот и голова дракона. Я слегка прикусила губу, заставляя себя отвлечься от очередной пошлой фантазии.

— И сколько ты платишь за эту квартиру?

— Тридцать пять… И это только по счастливой случайности, потому что стоит она все шестьдесят. Раньше мы с Надей платили пополам, но когда она съехала, хозяйка решила, что лучше уж оставит тут того, кто хорошо относится к ее имуществу, — я самодовольно заулыбалась.

— А получаешь сколько?

— С чаевыми совсем неплохо, — снова гордо просияла я.

В его глазах промелькнула усмешка, но вместе с тем, кажется, еще и гордость.

— Ладно. Пойду в душ, — бросил он. Встретившись в дверном проеме, мы оба остановились и снова нежно прильнули друг к другу, кажется, только теперь осознав, как соскучились.

— Я тебя укусила и поцарапала, — виновато пролепетала я, когда он осыпал поцелуями мою шею.

— Не переживай. Это не сойдет тебе с рук, — его пальцы скользнули под тунику, ласково поглаживая голую попку.

— Ну, все. Иди.

— Иду.

— Полотенца там есть в ванной, в шкафчике, — поспешно кинула я ему вслед и с облегчением выдохнула. Сердце все еще билось где-то в горле, руки дрожали. Я подошла к креслу в прихожей и взяла в руки его шлем, растерянно глядя в черное стекло забрала, потом вдруг опомнилась, положила шлем на место и пошла разогревать пиццу.

Минут через двадцать мы сидели на кухне, и я молча смотрела, как он ел, а с его мокрых отяжелевших волос по шее и груди стекали тонкие бороздки воды. Понимая, что он действует на меня как наркотик, я встала, зашагала по кухне, совершая какие-то бессмысленные действия по хозяйству, и, наконец, остановилась у окна, наблюдая, как в стекла постукивают золотистые ветки деревьев.

— Я купил огромную виллу в Тауранге, — вдруг заметил он как бы между прочим.

— Что? — не сразу включившись, рассеянно пробормотала я.

Он обернулся ко мне с мечтательной улыбкой на губах.

— Я снова наладил бизнес. Старые связи помогли, ну и Витька помог. Помнишь Витьку?

Я ошарашенно помотала головой.

— Да не важно. В общем, я купил виллу в Тауранге. Ну, знаешь — океан, белый песок, пальмы и белая вилла. По-моему, круто.

Я впервые за последние годы увидела на его лице по-детски глупую самодовольную и счастливую улыбку, пожалуй, такую же, как когда он получил от меня на Новый Год вертолетик с видеокамерой.

— Тауранг?

— Тауранга. Новая Зеландия, — сияя все сильнее, пояснил он, откусывая очередной кусок пиццы белоснежными зубами.

Я неопределенно нахмурила брови, даже не зная, верить ему или нет.

— В следующий раз захвачу с собой ноут — покажу фотки. Тебе понравится.

— Новая Зеландия?! — запоздало выдала я.

Он рассмеялся и осушил бокал с красным вином.

— Еще там крупный порт и шикарные корабли у причала. Может, я и яхту когда-нибудь прикуплю.

— Господи, чем ты занимаешься в Новой Зеландии?!

— Торгую киви, — саркастически усмехнулся он, — Марин, не тормози! Занимаюсь тем же, чем и всегда — игровыми онлайновыми проектами. Мне все равно, откуда всем этим заправлять. По крайней мере теперь.

— Но почему Новая Зеландия?!

— Это риторический вопрос, — с деланной серьезностью задумался он, — Потому что это… нереально круто! — он снова рассмеялся, — Так и представляю тебя на этих пустынных пляжах… Обнаженной, конечно… Хотя с другой стороны, лучше не шокировать публику, а то нам с тобой в итоге совсем некуда будет податься с такой репутацией. И чтобы никаких мне лесбийских оргий! — он вдруг потянул меня за подол туники, потом поймал за кисть, но я тихонько вскрикнула.

— Что?

— Растянула запястье на танцах и снова забыла надеть повязку.

Я приблизилась к нему, и он, сидя, обнял меня за талию, прижавшись щекой к моему животу.

— Ты предохраняешься сейчас?

— Нет…

Он вздохнул.

— Поедешь со мной в Таурангу?

У меня перехватило дыхание.

— С ума сошел? — рассмеялась я нервно, — Конечно, поеду! Это же черт знает где! Как на другой планете!

Его руки уже проникли под мою тунику и гладили бедра, ягодицы, живот. Он приподнял спереди коротенький подол и, с жадностью изучив змейку, чувственно извивающуюся на моем лобке, нежно ее поцеловал.

— Жвачка есть?

— Наверное, найду.

— А большое зеркало?

— Что?

— Зеркало, дурочка.

— А… ну… в прихожей только…

Когда мы переместились на постель, большое прямоугольное зеркало было прислонено к шкафу под небольшим наклоном. Митя сидел на краю постели прямо перед зеркалом, а я снова опустилась перед ним на колени. Всего несколько чувственных движений, и он был уже на пределе, поэтому я взяла с тумбочки пачку с презервативом и, нетерпеливо надев его на член брата, скользнула к нему на руки. Не торопясь впускать его в себя, я терлась о его член животом и мокрой киской, красиво изгибая тело и жадно облизывая его шею, уши и щеки. Он смотрел на мои плавные движения в зеркале через мое плечо и только нежно водил теплыми ладонями вдоль моего изгибающегося за густым потоком волос тела. Я тоже оглянулась на наше отражение и на секунду встретилась с ним в зеркале глазами, тут же глупо заморгав.

— Поворачивайся давай, — нетерпеливо прошептал он, помогая мне пересесть спиной к нему. Его ноги были широко расставлены, и я зацепилась за них своими ногами, разведя их еще шире. Его мускулистые руки крепко сжимали меня в объятьях, словно свою законную добычу. Закинув голову назад и слегка набок, я подставила свои трепещущие пылающие губки для поцелуя. Он касался их короткими дразнящими движениями и лишь изредка задевал кончиком языка. Я закинула вверх руки, зарывшись пальцами в его густых волосах и притянула к себе его голову, жадно принимая в себя его язык и нетерпеливо ерзая на его коленях. Его пальцы сжимали мои соски, и когда я слегка приподнялась над ним, краем глаза следя за всем через зеркало, он направил свой член в мою истекающую киску, и на какое-то время мы забылись в экстазе хаотических ненасытных движений.

Немного утолив первый голод, я взяла себя в руки и стала легко приподниматься над ним, почти выпуская его член наружу, а потом, изгибаясь, опускалась до самого конца, тяжело вздыхая и ухватившись за его напряженные сильные руки. Доведя себя фактически до безумия, я извивалась словно пойманная за хвост змея, пытающаяся ужалить своего беспощадного мучителя. Я пыталась дотянуться до его губ, беспомощно хваталась разгоряченными пальцами за его шею, плечи, руки, с пылающими щеками завороженно наблюдая в отражении, как его мощный член медленно движется у меня между ног. Но он не целовал меня, а только взглядом самодовольного садиста внимательно следил через зеркало за моими пытками. Когда я потянулась рукой к клитору, Митя вдруг грубо перехватил обе мои руки, завел их за спину, заставляя меня наклониться вперед и соскользнуть с его ног. Последние невыносимые минуты, он неистово входил в меня сзади, пока я стояла перед ним, почти согнувшись пополам на дрожащих ногах. Когда он удовлетворенно застонал, слегка ослабив свою хватку, я вырвалась и чуть не набросилась на него с кулаками.

— Ты… Ты просто засранец! — вскричала я, толкая его назад на постель, — Вечно думаешь только о себе!

Брат расслабленно рассмеялся, снова поймав меня за руки и заставив упасть прямо на него.

— Не шуми ты, бешеная! Соседи сбегутся. Все-таки тебе здесь еще придется какое-то время пожить, — его бессовестный ироничный и надменный тон просто выводил меня из себя.

— Ты специально постоянно надо мной издеваешься! То уезжаешь, ничего не сказав, то зовешь меня к себе. Я рискую всем, а ты поступаешь со мной как подлый эгоист! Ты постоянно мной манипулируешь! Ты делал это с самого начала, как только прочел мой дневник и узнал о моих чувствах! — почему-то я вдруг вспомнила все, что так долго собиралась ему высказать.

Бороться с ним было совершенно бесполезно, хотя я барахталась изо всех сил, пока не оказалась крепко зажатой между ним и постелью с закинутыми за голову руками и разметавшимися по простыни волосами.

— Я бы не делал всего этого, если бы ты сама не тащилась от моих манипуляций. Собственно, чего ты вообще распсиховалась? — вызывающе весело спросил он, ни на секунду не выпуская из поля зрения мое лицо, — Можешь просто попросить меня сделать тебе приятно.

— Не буду я тебя ни о чем просить!

— Ладно. Спишу твою скромность на юность и неопытность.

Я хотела опять бросить ему что-нибудь обидное, но после некоторой борьбы, он, одной рукой все еще придерживая мои руки, другой рукой стал ласкать меня между ног, проникая двумя пальцами в мою до предела разгоряченную сочную щелку. Сама того не желая, я начала часто дышать и двигаться навстречу его руке. В какой-то момент он выпустил меня из-под себя и повернул на бок, пристроившись сзади, так что в зеркале мне стало снова видно наше отражение. Теперь я больше не отводила от него глаз, млея, кусая губы, теряя разум и изгибаясь в его объятьях, чувствуя, как моя щелка все крепче обхватывает его пальцы. Он наблюдал за мной с азартом ученого, поймавшего в сачок экзотическую бабочку, и под взглядом его беспристрастно испытующих глаз, я унеслась в мир безумных и оттого таких скрытных грез подсознания.

—

На конец этой и на всю следующую неделю я взяла отгул на работе, а в университете показывалась вымученная, как зомби, и даже свежий макияж не мог стереть следы физического и психического истощения на моем лице. Впрочем, я не жаловалась, просто все гадала, на сколько же еще нас хватит в этой бессмысленной гонке по кругу. Вся история наших взаимоотношений, казалось, научила нас, что нужно пользоваться каждой минутой отпущенного нам времени, иначе все может неожиданно прерваться в любой момент, как случалось уже не раз. И даже радужные перспективы будущего не убеждали нас в эфемерности наших опасений.

—

— Прокатишь меня на байке? — с заискивающим кокетством промурлыкала я в постели, целуя Митю в шею, прижимаясь к нему всем телом и обхватив его ногой.

— Нет. Это опасно, — холодно, как отрезал, ответил он.

— Что?! — капризно вскричала я и подскочила на постели, уставившись на него чуть ли не с ненавистью. Хроническая усталость и наши бесконечные состязания и игры сделали меня несколько более темпераментной, чем я была обычно, поэтому иногда даже шутливые препирательства перерастали у нас в настоящие ссоры, обычно заканчивающиеся моим полным подчинением в постели. Не то, чтобы мне это не нравилось, мое преклонение перед братом, пожалуй, ни во что иное и не могло вылиться, но все же часто мне во многом хотелось отстоять свою точку зрения, — Ты же сначала говорил, что покатаешь!

— Ты стала похожа на дикую кошку, — усмехнулся он, хватая меня за широкую прядь волос и притягивая за нее к себе, — Растрепанную и злую.

— Хватит тянуть меня за волосы и заговаривать мне зубы! Зачем вообще было изображать из себя крутого байкера, если ты не собирался меня катать?

— Дурочка. Я просто в последние два года только на байке и ездил, вот и вошло в привычку. Там город на двести тысяч человек, машин мало, поэтому это самый удобный и мобильный способ передвижения. Буду катать тебя там хоть каждый день — там нет такого движения как в Москве. Только шлем тебе купим.

— Но… Я ведь не скоро теперь смогу к тебе приехать…

— Почему же?

— Моя учеба… работа…

Он нежно погладил пальцами мою щеку, потеребил пальцем сосок.

— Ну… Работу вроде твоей там тоже попробуем тебе найти… Танцы — не проблема… а учеба… Я не подумал об этом, честно говоря… Но там есть представительства нескольких национальных вузов. Студентов полно.

— Но… Мить…

Он приподнялся, ловко ухватил меня за предплечья, потянул на себя и в следующую секунду резко повернулся, оказавшись сверху.

— Увезу тебя в Новую Зеландию и заточу в темницу, — насмешливо прошептал он мне в ухо, снова беспощадно распаляя мои инстинкты губами, языком, руками, всем телом. От этого просто голова шла кругом.

— Слушай! — попыталась высвободиться я, — Мы можем хоть раз поговорить обо всем серьезно! Я даже не представляю, как смогу взять и уехать жить в Новую Зеландию! Ты мог бы хотя бы спросить мое мнение, прежде чем все окончательно решать.

— Заткнись, — нежно зарычал он, впиваясь губами в мой сосок и крепко прижав мои запястья к постели, — Я твой старший брат. Ты должна меня слушаться.

— В данном случае я твоя девушка, а не сестра! Ты не можешь вечно так со мной поступать! Исчезаешь на два года, потом врываешься в мою жизнь как ураган и еще чего-то от меня смеешь требовать!

— Чего же ты от меня хочешь? Ты ведь хотела определенности? Теперь я могу тебе ее дать. Или тебя не устраивает мой новый статус? Я больше нравился тебе как столичный денди?

Его губы накрыли мой рот и я как всегда сдалась. Он отпустил одну мою руку и сильно надавил коленом на мои сомкнутые бедра, чтобы направить в меня свой член. Я попыталась его оттолкнуть, но он так и не отпустил мои губы, вошел в меня, а руки снова беспощадно скрутил. Несколько медленных томительных движений, и я ослабила сопротивление, нежно застонала и стала жадно впиваться в его губы.

— Нравится? — коварно прошептал он мне в лицо, входя в меня коротким мощным движением до самого конца и очень медленно выскальзывая наружу. Мне показалось, что после пятого или седьмого его движения мой разум отказался что-либо воспринимать.

Я только выгибалась и лепетала что-то бессвязное. Когда мы оба кончили, и он тяжело навалился на меня всем своим весом, нежно целуя лицо, шею и уши, у меня к горлу подкатил ком и из глаз брызнули слезы.

— Я не смогу с тобой поехать! Не смогу! Это вообще не нормально — жить так!

Он резко приподнялся надо мной, нахмурив брови.

— Как «так»? Я предлагаю тебе жить как парень с девушкой или как муж и жена там, где нас никто не будет знать. Чего еще ты хочешь? — в его голосе звучала сталь.

— А когда кто-нибудь все-таки узнает, нас снова начнут шантажировать?! Я больше никогда не хочу испытывать такое! Никогда! Мы даже не знаем, где этот мерзкий тип сейчас! Он ведь снова может нас найти! Может, он до сих пор донимает папу!

— Уже не донимает, — мрачно сцедил Митя и откатился с меня в сторону, — Насколько я знаю, отец с ним сразу же разобрался, так что в этой истории только я и пострадал.

— Про меня ты, конечно же, забыл! У меня же не было внушительных капиталов!

— Марин, я не это имел в виду. Конечно, ты тоже…

Я отвернулась, шокированная новостью про отца.

— Слушай, — вдруг снова вспылил он, — Ты прости меня… Я правда не мог тогда взять тебя с собой. У меня практически ни гроша не осталось. Мне все нужно было начинать с нуля. Я был уверен, что родители в любом случае тебя поддержат, да и в городе ты не пропадешь. Но сейчас… Мы ведь должны что-то решить…

— Ты уже все решил! — сцедила я обиженно.

— Может, хватит вести себя как маленькая? Когда трахалась с лесбиянкой, тебя ничего не смущало, а теперь вдруг наши с тобой отношения у тебя вызывают сомнения! Или трахаться со мной — это ничего, а стать моей девушкой — это ужасно?

— Да ты! — вскричала я, — Да ты просто придурок! Ничего не понимаешь! С ней — это было другое! Мне тогда, после тебя вообще никто не был нужен, а она просто рядом оказалась! И с тобой… Я не знаю, правда не знаю, Дим… Я просто очень боюсь! У меня только-только все начало налаживаться. И потом… Как же мы скажем родителям про то, что я уеду?

Брат тяжело вздохнул и провел рукой по лицу.

—

В ноябре, как всегда нежданно-негаданно началась зима. Наши страсти немного поутихли, и совместное существование стало больше походить на нормальные отношения. Нам даже удалось в итоге прийти ко взаимной договоренности. В конце ноября Митя должен был опять улететь в Новую Зеландию, но он собирался вернуться в Москву на Новый Год, а я собиралась приехать к нему на все следующие летние каникулы, заранее сменив фамилию и подготовив все документы. Он открыл здесь счет в банке на мое имя, так что никаких материальных затруднений в моей жизни, связанных с отъездом или непредвиденными обстоятельствами, не должно было возникнуть. Пока он был рядом, я металась между двумя разрывающими меня на части чувствами — страхом перед глобальными и необратимыми переменами и всепоглощающей страстью к нему, которую я не могла отделить от всей совокупности чувств, испытываемых к нему как к старшему брату и именуемых не иначе как любовь.

Когда же наконец настал день отъезда, мы оба как-то притихли, словно осознавая всю важность этого момента, так что не смели даже голосом выказать друг другу недовольство или неудачным жестом невольно испортить друг другу настроение. В аэропорту мы не выпускали друг друга из объятий и, сливаясь в последних прощальных поцелуях, вовсе не беспокоились о том, что кто-то может нас узнать и осудить. Когда он все же прошел за ограждение и последний раз махнул рукой, я обессиленно опустилась на ближайшее сидение, бессмысленно уставившись перед собой и прижав к губам, на которых все еще чувствовался вкус его поцелуев, дрожащие пальцы. По щекам потекли слезы. При нем я обещала не плакать и сдержала свое обещание, но теперь никакого смысла в этом не осталось.

Меня вдруг тронул за плечо кто-то сидящий рядом и я раздраженно обернулась. Мне в глаза смотрело улыбающееся лицо какой-то пожилой женщины в очках в тонкой золотистой оправе на золотой цепочке вокруг шеи. Из-за линз смотрели мутновато-голубые глаза с россыпью тонких морщинок в уголках. Ее светлые волосы были уложены аккуратными гладкими волнами и на вид казались мягкими как пух цыпленка.

— Не плачьте, девушка. Вы такая красивая пара, — вкрадчиво вымолвила она с ласковым восхищением, — Я все время вами любовалась, пока вы прощались. Уж простите мне мою нетактичность.

Я слабо улыбнулась.

— Вы надолго расстаетесь?

— Не знаю, — шмыгнула я вдруг, совсем заливаясь слезами и поспешно прикладывая к лицу салфетку, — Может быть, навсегда.

— Быть такого не может! — ошарашенно воскликнула она, — Неужели какие-то непреодолимые обстоятельства?

Я неопределенно пожала плечами.

— Ну… , — растерянно протянула она, но тут же снова улыбнулась с участливым энтузиазмом, — Не могу вмешиваться в чужие проблемы, но, если вдруг что-то зависит от вас, сделайте все возможное, чтобы быть с ним. Во-первых, он вас любит, а во-вторых, таких эффектных молодых людей пойти еще поискать. Всю жизнь потом жалеть будете, если не останетесь с ним.

Она многозначительно кивнула, приподняв смешные по-старчески прозрачные брови. Я устало скривила губы в подобии улыбки.

— Спасибо за совет, — стараясь придать своему голосу выражение искренней благодарности, пробормотала я.

— Все у вас будет хорошо! — снова как-то заговорщически улыбаясь, воскликнула она, похлопывая меня по плечу.

— Спасибо. Извините. Мне пора.

Я встала и побрела к выходу из зала отлета. Когда вышла на улицу в рано почерневший зимний вечер, на меня тут же накинулся ледяной вихрь метели, стегающий по обнаженным участкам кожи мелкой снежной крупой. Внутри была пустота, и когда я вдруг нащупала в кармане маленькую бархатную коробочку с кольцом, которое Митя подарил мне в такси по дороге в аэропорт, ритм сердца, кажется, совсем зашелся. Тауранга. Я исступленно выругалась про себя. Новая Зеландия. «Эффектный молодой человек!» Как будто я сама не знаю, что выхода у меня нет! Вся леденея от неистовствующей метели, я села в первое свободное такси и назвала свой адрес. Димка… Я почему-то вдруг вспомнила, как мама заставляла его, четырнадцатилетнего подростка, поиграть с его пятилетней сестрой, а он с деланым страданием закатывал глаза и выразительно мрачнел. Губы наконец-то тронула улыбка.